На склад поступали большие мешки, их дробили на средние и мелкие партии. Афганы практически никогда не продавали товар лично потребителю, для этого у них были цыгане с большой, кочующей по стране сетью «бегунков-дилеров». Геро еще не был широко распространен, им замещали дефицитный морфий. Да и власти старались прикрыть нелегальные каналы поставок, но их структуры успели сильно зарасти бюрократией, что создавало прекрасную среду для коррупции, чем активно пользовалась Община.

Генриху не нравился склад молочного завода, главным образом из-за оживленной местности вокруг и периодических проверок самого комбината. Директор заранее предупреждал обо всех проверках, и в те дни работы на складе не велись. Он был закрыт, чужих внутрь не пускали, даже проверяющих. В последние несколько недель Генрих начал замечать посторонних, проявлявших нездоровый интерес к складу. В органах разведки, где он служил до увольнения, его учили выявлять и распознавать слежку. Генрих предположил, что за ним наблюдает кто-то из Кабинета Безопасности, но до конца не понимал, как на него вышли. Вероятно, кто-то из арестованных дал наводку. Он уже сто раз поднимал вопрос о замене склада, но никто всерьез не рассматривал его предложения. У Общины были собственные грузовые автомобили. Генрих хотел держать часть товара внутри кузова, создав таким образом «склад на колесах», но Гога быстро отмел эту идею. Автомобиль могли вскрыть или угнать, а охраняемый склад никуда не денется. Держать порошок на территории общины было запрещено.

В машине тихо играла кассета с американским блюзом. Генрих въехал на завод. Склад одиноко стоял в самой отдаленной зоне предприятия. Неприметное продолговатое здание из белого кирпича казалось заброшенным. Раньше тут был цех по пастеризации и разливу молока, но его закрыли, когда построили новое здание, в два раза больше этого. Оборудование вывезли, и цех долгое время пустовал, пока Община не нашла ему новое применение. Генрих вышел из машины и некоторое время ходил вокруг склада, заглянул поверх забора, проверил оставшуюся территорию, но не обнаружил и намека на слежку. Разгрузку закончили за полчаса, все пересчитали и заперли ворота.

Конфликты с Гогой чаще всего начинались по абсолютно непонятным причинам. Гога предъявлял Генриху совершенно необоснованные претензии. То производство срывало поставки, то партии перехватывались властями еще до въезда на территорию Великого Союза, там, где община их не контролировала. Но во всем был виноват только он. Однажды Гога решил, что таможенникам платят слишком большие взятки, и Генрих нашел других, но вскоре те запросили еще больше, и пришлось вернуться к старым, которые сразу подняли цены на свои услуги. Крайним опять оказался Генрих, хотя инициатива была не его. Он всегда считал, что не стоит менять то, что прекрасно работает, надо менять то, что уже устарело. Конечно, Генрих не высказывал это в открытую, но его недовольство чувствовали все. Гога и члены общины выдвигали разные безумные идеи, например, возить героин легально, под видом каких-нибудь добавок, или спрятать его в узбекских коврах, или доставлять личным самолетом через границу. Генрих не разделял их энтузиазма. Его практический опыт подсказывал, что многое из предложенного не более чем фантазии дилетантов, насмотревшихся фильмов. Никто из его нынешних руководителей не имел настоящего опыта контрабанды наркотиков, а сюжеты а-ля Пабло Эскобар ему сильно надоели.

Оранжевая жилетка и каска всегда лежали в багажнике. Генрих и его друзья должны были выглядеть так же, как и все работники завода. Он всегда приезжал на склад рано утром, но в этот раз у главных ворот собралась большая толпа рабочих. Они курили и громко разговаривали. Генрих вышел на парковке и сразу встретил директора завода. Волосы у того взъерошились, а глаза бешено скакали из стороны в сторону.