Ян сидел в полупустом вагоне. Мимо пролетали деревья, поля и небольшие деревушки, сменявшиеся унылыми поселками, которые еще не доросли до полноценных городов. В соседнем ряду сидела женщина с маленьким ребенком. На вид ему было года четыре. Он ковырялся в носу, а она легонько шлепала его по рукам, чтобы тот не тащил козявку в рот. За ними сидели два школьника, ученики средних классов. Один из них схватил оставленную кем-то недопитую бутылку пива и предлагал второму отхлебнуть глоточек. Потом он харкнул прямо в горлышко бутылки.

– Зачем ты это сделал? – спросил его товарищ.

– Да так, – ответил малой, – не хочу, чтобы из нее еще кто-то пил, а если попьют, то с моим харчком.

Прямо перед Яном сидела бабка в сером пиджаке и темных очках в толстой оправе, которые придавали ей внешнее сходство с Элтоном Джоном. Рядом с бабкой расположился дед, от которого за версту несло низкопробной спиртягой, будто он хлопнул фуфырик с боярышником перед выходом. «Элтон Джон» постоянно ворочалась и отдавила Яну ноги, когда пробиралась к выходу.

Ян хотел сбежать от проблем, но понимал, что от рака не получится просто уехать. Воображение рисовало страшные картины: как он хоронит мать, как люди пришли на похороны. Он будто примерял рак на себя, думал, что заболел вместо нее или забрал эту смертельную хворь. Ян начинал сам себя жалеть, а потом снова ненавидеть свою беспомощность. Он хотел остаться и провести с мамой столько времени, сколько у нее есть в запасе, но понимал, что долг службы никуда не денется. К тому же он надеялся, что там помогут достать нужную сумму, хотя сильно на это не рассчитывал. Поначалу у него будет небольшое жалование, но если получится найти дополнительную работу… Он решил, что возьмется за что угодно и достанет деньги, чего бы это ни стоило.

Несколько больших свечей слабо освещали алтарный зал. Прихожане толпились внутри, но старались не шуметь. PRO-ерей Самсон проводил воскресную службу. Веруны кланялись в пол и шепотом читали молитвы. Самсон начал принимать исповедь. Длинная очередь выстроилась в исповедальную комнату, похожую на большой деревянный шкаф с двумя дверьми, одна для священника, другая для веруна. На фронтоне висела объемная голова KOTO-бога из почерневшего дерева. Люди садились внутрь, рассказывали про свои страхи и опасения, каялись в грехах, а потом бросали деньги в ящик, стоящий рядом с шкафом, таким образом искупая провинности. Последним пошел молодой человек. Он был скромно одет, худощав, с чопорным серым лицом. Брюки свободно болтались на нем. Парень сложил ладони.

– Я впервые на исповеди, батюшка, и не знаю, что говорить.

– Расскажи о грехах и покайся перед Всевышнем, облегчи душу свою, – Самсон набросил епитрахиль ему на голову.

– Я не был образцовым веруном, не посещал службу и не постился. Я обманывал своего начальника.

– Хорошо. Что еще?

– Пьянствовал, курил и спал с чужой женой.

– Это все? – спросил Самсон. Ему хотелось побыстрее закончить службу.

– Кажется, да. А нет, – живо взвизгнул парень, – еще я изнасиловал лошадь и убил маленькую девочку. Или наоборот, уже и не припомню. Это ваш бог тоже простит?

Самсон резко отклонился, епитрахиль спала с головы мужчины. За всю службу священник никогда не встречал такой дерзости. Он сидел на месте, крепко вцепившись в подлокотники стула. Перегородка между двумя отделениями в шкафу доходила только до плеча, чтобы священник мог видеть прихожан. А молодой человек смотрел на Самсона и широко скалился. Он достал из штанов небольшое квадратное устройство с тремя кнопками и дал команду: «Заходим!»