– Ты звал, Казимир? – раздался откуда-то прелестный голосок госпожи Долоховой.

– У тебя бумага и краски есть? Неси сюда, да побыстрее.

– Какие краски? Акварель, что ли?

– Да любые, – и кинул уже мне: – Вот и поглядим, как ты рисовать умеешь.

Я выдохнула облегченно.

– А что рисовать?

– Да что угодно. Только недолго.

Красавица Ольга принесла альбом, краски и о чудо – графитовые карандаши, причем деревянные, отменного качества. Мне такие покупали только для учебы. Для забав имелись самые простые, угольные или из жженой кости. Я уверенно положила альбом на колени, огляделась и приступила к экзамену.

Мудрая мысль нарисовать натюрморт пришла мне в голову слишком поздно. Я хотела поразить Долохова и изобразить его лицо… или сестру? Сестра всяко милее, к тому же он сможет сравнить портрет с оригиналом. Но не слишком ли нагло? Мало ли, что он подумает. Мальчишка-подросток рисует девушку… Лучше уж доктор. Это безопаснее и даже проще. У доктора очень характерный профиль. К тому же на фоне окна и голубых бархатных портьер он смотрится весьма живописно.

– Оля, налей мне чая, – попросил тем временем Казимир. – Да в приличную чашку, а не в это безобразие. И с сахаром. Марк, будешь?

– Чуть позже, пожалуй.

Казимир пожал плечами и с противным скрежетом подвинул к себе круглый блестящий столик.

Спустя четверть часа, когда Долохов уже прикончил две огромные чашки с ароматным чаем (без закуски, кстати) и явно заскучал, я протянула ему набросок.

– Простите, я понимаю, что это не совсем то, что нужно, – волнуясь, начала было, но продолжить мне не дали.

Громкий свист и вскинутые брови явно доказывали, что мой талант оценили по достоинству.

– А ведь и вправду художник! – восхитился Казимир Федотович. – Оля, а ну погляди!

Красавица в желтом заглянула брату через плечо, бросила лукавый взгляд на еще ничего не понявшего Пиляева и улыбнулась:

– Удивительно. Казалось бы, простые линии, один цвет. А как точно переданы черты! И складки на портьере, и даже солнечный луч! Я никогда так не смогла бы, хоть сколько учись! Маруш, а мой портрет нарисуешь? Ну ее, эту фабрику! Я тебя нанимаю!

– А ну, руки прочь от мальца, – беззлобно фыркнул Долохов. – Мне нужнее. Тем более, как я понял, он еще и грамотный. Верно?

– Да, – твердо ответила я, стараясь не рассияться от похвал. – Читать и писать умею. Считать тоже, особенно деньги.

– Замечательно. На работу я тебя беру, завтра поутру, часам к восьми, приходи к воротам фабрики.

Многозначительное покашливание от окна заставило Долохова посмурнеть и поморщиться.

– Ладно. Завтра не нужно. И послезавтра тоже. Доктор прописал мне отдых и умеренные прогулки. Вот что… приходи через два дня. Хотя…

– Хочу портрет! – капризно протянула Ольга, хищно глядя на меня.

Будь я парнем, наверное, испугалась бы. Но сейчас только усмехнулась.

– Тебе ведь деньги нужны, верно? Выдам аванс. Далеко там до фабрики твоя Поганка?

– Прилеска. Два часа через лес если спокойным шагом. Если бежать – то быстрее будет.

– Волки в лесу водятся?

– Летом – не слышал.

– Ясно. Марк… довези мальца до дома? Я тебе заплачу. И посмотри, что там с его матушкой. Маруш, каждый день тебе бегать тяжело будет. Все работники у меня прямо на фабрике живут шесть дней, а на седьмой – к семье ходят. Там их и накормят, и в бане помоют. Найдется и для тебя угол.

– Нет, – быстро ответила я, содрогнувшись. – Мне о матушке заботиться нужно. И о брате.

– И то верно. Но если они без тебя справятся, то подумай.

Я закивала.

Разумеется, тут и думать не о чем. В баню? С мужиками? Вот уж благодарствую. Да и ночевать с кем-то не хочется. Лучше бегать буду. А если денег заработаю, то куплю себе лошадку или ослика, верхом попроще будет. Ездить я, правда, не умею, но научусь. На козле у меня, когда еще отец жив был, не так уж и скверно выходило.