– О, красавица наша пришла! – сказал он, завидев Инну. – Что-то ты сегодня рано. Сдала? А что ж отмечать не стали?

– Сдала, – ответила Инна. – Не стали отмечать, да. Жарко.

– И не говори. А ведь только начало лета! Пожалуй, на этот раз поедем с Люсей в Прибалтику.

Он одним махом опрокинул рюмку с водкой, крякнул и с шумом отхлебнул окрошки.

– Ох, хороша! Давай, налетай. Все в холодильнике.

Инна достала нарезанную окрошку, выделила себе порцию, залила ледяным квасом…

– Сметанки добавь! – предложил дядя Лёва. Инна добавила сметанки.

– А то, может, водочки со мной выпьешь? Из морозилки! За окончание сессии.

Инна с сомнением посмотрела на графинчик, но потом решительно кивнула:

– А давайте! И правда, отметим.

«Может, забуду про Вадика» – подумала она, пригубив водки.

– Эээ, ну кто ж так водку пьет! Залпом надо, это ж тебе не коньяк. И селедочкой закуси – хорошая селедка, исландская.

Инна закусила селедочкой и принялась за окрошку. Но водка не помогла, наоборот – обида стала острей. Она механически ела окрошку, шмыгая носом и не замечая, что слезы капают прямо в тарелку.

– Это что ж такое? – растерянно сказал дядя Лёва, который панически боялся женских слез. – Разве окрошку не досолили?

Инна подняла на него полные слез глаза и тут же горько расплакалась.

– Что случилось-то, девочка? Ну-ка, ну-ка…

Он вылез из-за стола, подошел к Инне, обнял ее и увлек на диванчик. Инна плакала, а дядя Лёва гладил ее по голове. Сама не зная как, Инна все ему выложила.

Тут надо сделать небольшое отступление, подробнее рассказав про дядю Лёву. Он, конечно, весьма нравился женщинам и сам был большим любителем женского пола. И не особенно сдерживал свои «порывы», оправдываясь артистическим темпераментом, а Люся закрывала глаза на похождения своего мужа, потому что и сама была не без греха. Лев не отличался большим умом и никогда не просчитывал вперед свои поступки – скользил по жизни, как по волнам, и ему многое сходило с рук благодаря обаянию.

Племянница ему нравилась – как и любая юная хорошенькая девушка. Ее невинность волновала его, и Лев любил смущать Инну фривольными разговорами, с удовольствием наблюдая ее реакцию. Конечно, и неприличная книга, и запретные журналы были оставлены на виду не без умысла, но вроде как с благими намерениями: пусть книжная девочка узнает, наконец, что есть и другие радости в жизни. Но ни о чем более серьезном он и не помышлял. Поэтому все, что произошло в этот день между ним и Инной он не мог назвать иначе, чем «бес попутал».

Тот же бес, похоже, попутал и Инну. Она до сих пор ни разу не задумывалась, почему ей так приятны нечаянные прикосновения дяди Лёвы, родственные объятия и поцелуи в щечку – Льву Анатольевичу удалось пробудить ее женское начало. Инне было неловко, но как-то томно и сладко внутри, а фантазия, раззадоренная польской книжонкой, подсовывала ей образ любовника, весьма напоминавшего дядю Лёву, только помоложе.

И вот теперь они сидели рядышком на диване, Лев обнимал Инну за плечи, утирал слезы и со снисходительным сочувствием слушал ее прерывистый лепет, особенно не вслушиваясь – да какие могут быть проблемы у этой девочки? Все ерунда. Но близость теплого девичьего тела, едва прикрытого тонким хлопком халатика, делала свое дело. Жара и выпитая водка добавили туману ему в голову. Лев как-то вдруг забыл, кто он и кто это юное создание, которое явно нуждается в утешении. И принялся утешать. Так, как умел. Внезапно охрипшим голосом он спросил:

– Так тебе не понравилось, как он тебя поцеловал?

– Нет! Гадость какая-то! Но не в этом дело, зачем он…