В ту злосчастную пятницу я поехал в «Икею» и купил новое постельное белье, мягкий коврик в ванную, большое махровое полотенце для тебя, пушистые тапочки, гирлянду из больших лампочек, вешалки для твоих платьев и орхидею «Ванда» в стеклянном бокале. Я планировал предложить тебе снова переехать ко мне. В те дни, ты была еще милосердна ко мне. Нам удалось примириться после прошлой ссоры, и мы продержались целых четыре месяца, почти до конца лета. Мы с тобой начали снова встречаться, но не съезжались вместе. Лед был тонок и я чувствовал, что временами ты отдаляешься от меня. Тогда я еще не знал о существовании кулинара В. И. и его ухаживаниях.
Ты ждала меня у себя вечером на ужин, но ко мне, как всегда внезапно, приехал пьяный Х. С собой у него была бутылка водки и история о драматическом расставании. Х. театрально пытался вывалиться в балконное окно, несколько раз падал под стол и звонил своей девушке по старому неработающему настенному телефону. В итоге мне пришлось засунуть его отмокать в ванную. Отправить его домой в таком состоянии я не мог, но и оставить одного не представлялось возможным. Х. абсолютно вымотал меня. Я набрал его девушку и предложил воссоединиться им немедля. Она спросила меня: «Как ты справляешься с ним? И я ответил: «А кто тебе сказал, что я справляюсь?»
Потом я набрал N., понимая, что скандал неизбежен. В моем телефоне было три пропущенных звонка и куча сообщений от нее.
– Я постоянно что-то пытаюсь из себя выжимать…Так трудно было самому написать или позвонить, без моих подстегиваний? Тебе совсем наплевать на меня?
– Я просто очень устал…Х. совсем измотал меня. Ты же знаешь какой он, когда пьяный.
– Зайти на тридцать секунд, чтобы что-то написать может даже самый измотанный и уставший человек в мире.
В трубке было слышно, как N. колет лёд ножом и как звенят кусочки льда, ударяясь об стенки бокала.
– Ты опять там колешь лёд, как Шерон Стоун?
– Да, Я колю лёд острым ножом. Люблю неровные края. Всегда любила. Но тебе уже не суждено это увидеть.
– Отчего ли?
– Оттого ли!.. Потому что ты все время врешь!
– Ну это форс-мажор, понимаешь?
– А у тебя все время форс-мажор!
Из ванной периодически доносилось: «Иий», вздох и протяжное «Ааа». Пьяный X. пытался протрезветь в ванне с холодной водой уже несколько часов, но пока без особых результатов.
– Я приеду чуть позже, – сказал я, зачем-то прикрывая трубку рукой, как будто наш разговор мог помешать кому-то.
– Не надо. Можешь не приезжать! Зазвонил домофон. Это примчала девушка X., чтобы забрать его домой.
– К тебе кто-то пришел?!
– Это не ко мне… Это к X.
– Ой, фсе!
Я не спорил. Ведь губы N. пахли малиной, когда я целовал ее. А маленькая яремная венка тепло пульсировала над ключицей, когда я прикасался к ней пальцами своих огромных, в сравнении с её изящной шеей, рук. И я готов был сам поверить во что угодно. Лишь бы иметь возможность ловить своими губами ее губы и слушать, как стучит кровь в ее венах.
N. бросила трубку. Я не стал перезванивать. Я очень устал и чувствовал себя опустошенным. Я не знал, что сказать N. Мой бумажный кораблик не выдерживал шторма ее эмоций и медленно шёл ко дну.
Мне за недолгое время нашей близости удалось узнать несколько убийственных настроений N., сводящих меня с ума.
Первое, это N. – морализатор и светоч нравственности. Непреклонная и холодная, как лунный пейзаж. Костюм этого образа состоял из трусов в стиле «Бриджит Джонс», домашних тапочек с пушистым помпоном и розового халатика. Обязательно надутые губы, безупречный маникюр и взгляд, полный разочарования. Во мне.