К тому же Ричард насчет субкультуры «Д и П» знает не больше моего, если не меньше. Нет, если вас интересуют какие-то сексуальные штучки на грани извращения (или за гранью), спросите Жан-Клода. Он сам не участвует, но знает, кто, что и где. По крайней мере я на это надеялась. Если бы на кону стояла только моя жизнь, я, может, никому из мальчиков звонить бы не стала, но если меня в этой авантюре убьют, то некому будет спасать Натэниела и его компанию. Не годится.

Ронни сбросила туфли на каблуках.

– Пистолета я не захватила, но у тебя наверняка есть запасной.

Я покачала головой:

– Ты не едешь.

От гнева ее серые глаза обрели цвет грозовых туч.

– Черта с два.

– Ронни, это оборотни, а ты человек.

– И ты тоже.

– Я чуть больше, благодаря вампирским меткам Жан-Клода. Я могу пережить раны, от которых ты умрешь.

– Одна ты не поедешь. – Она скрестила руки на груди, лицо ее выражало непреклонную решимость.

– Я не собираюсь ехать одна.

– Это потому, что я не люблю стрелять?

– Ты не умеешь убивать не думая, Ронни. В этом ничего стыдного нет, но я не могу взять тебя к оборотням, если не буду уверена, что ты в случае чего стреляешь на поражение. – Я положила руки ей на плечи. Она вся напряглась и была явно сердита. – А потерять тебя, Ронни, – для меня это… потерять часть своей души. И еще… часть эта будет еще больше, если ты погибнешь, расхлебывая кашу, которая варится вокруг меня. С этим народом надо действовать не раздумывая, Ронни. С ними нельзя как с людьми – иначе тебе крышка.

Она замотала головой:

– Позвони в полицию.

– Нет.

– Черт бы тебя побрал, Анита, не будь дурой!

– Ронни, есть правила. И одно из них то, что в дела стаи прайда полицию не вмешивают.

Главной причиной было то, что полиция косо смотрит на схватки за лидерство, которые кончаются трупами, но Ронни сейчас об этом знать не обязательно.

– Глупое правило.

– Может быть, но так принято у оборотней, какого бы вида они ни были.

Она села у столика для завтрака.

– Так кто же тебе поможет? Ричард убивает не легче, чем я.

Почти правда, но я не стала спорить.

– Нет. Сегодня мне нужен рядом тот, кто делает то, что нужно, не моргнув глазом.

Ее глаза потемнели – от злости.

– Жан-Клод!

Это прозвучало словно ругательство.

Я кивнула.

– А ты уверена, что не он все это спланировал, чтобы вернуть тебя в свою жизнь… то есть, пардон, в смерть?

– Он слишком хорошо меня знает, чтобы так играть с моими подопечными. Знает, что я с ним сделаю, если им будет плохо.

Ронни смягчилась, постаравшись скрыть недоумение.

– Я его терпеть не могу, но я знаю, что ты его любишь. И ты действительно могла бы его убить? Спустить курок, глядя на него через прорезь прицела?

Я просто смотрела на нее и знала без зеркала, что глаза у меня стали далекими и холодными. Карие глаза трудно сделать холодными, но мне как-то удается – в последнее время.

Что-то у нее мелькнуло в глазах, очень похожее на испуг. Не знаю, меня она испугалась или за меня.

– Господи, и ведь действительно могла бы! Анита, ты знаешь Жан-Клода дольше, чем я знаю Луи. Я бы никогда не смогла ему ничего сделать плохого, что бы ни сделал он.

Я пожала плечами:

– Думаю, это бы меня сломало. Я не могла бы жить счастливо, если бы вообще могла. Очень вероятно, что вампирские метки потянули бы меня в могилу вслед за ним.

– Еще одна причина его не убивать.

– Если это из-за него Грегори так кричал в телефон, то для жизни Жан-Клоду понадобится более серьезная причина, чем любовь, или похоть, или моя возможная смерть.

– Не понимаю я этого, Анита. Просто не могу понять.

– Знаю.

Мне подумалось, не по этой ли причине мы с Ронни стали видеться реже, чем раньше. Устала я объяснять ей себя. Нет, не объяснять – оправдывать.