– И много лишних лошадей купил Бобби? – спросил я.

– Само собой, в конце концов он их всех продаст! – стойко ответила Холли.

Само собой. Да, конечно. Быть может.

– Так сколько?

– Три. Трех жеребят.

– И много вы задолжали?

– Больше ста тысяч.

– Банк за них заплатил?

Она кивнула:

– Конечно, в конце концов все будет в порядке, но как эта паршивая газетенка об этом пронюхала? И зачем вообще писать об этом в газете? Какой смысл?

– И что произошло? – спросил я.

– А то, что теперь все, кому мы должны, звонят и требуют вернуть деньги. И угрожают. Обещают подать в суд. Это ужасно! Вчера весь день… а сегодня утром позвонил торговец кормами и сказал, что не будет поставлять корма, пока мы не заплатим по счету, а у нас три десятка лошадей, и всех надо кормить, а владельцы все время звонят и спрашивают, думает ли Бобби продолжать работать с лошадьми, и прозрачно намекают, что не прочь бы забрать своих лошадей…

– И это все из-за какой-то статейки? – не поверил я.

– Да! – На глазах у Холли внезапно показались слезы. – Кто-то распихал эту газетку по почтовым ящикам половины торговцев в Ньюмаркете, открытую на этой самой заметке, отчеркнутой красным карандашом, – вот так же, как тут. Ее показал мне кузнец. Эту газету подсунули ему. Он пришел перековать нескольких лошадей и заставил нас заплатить ему вперед. Так, вроде бы шутя. Но тем не менее… А многие просто открыто хамят.

– А не можете вы просто заплатить всем, кому должны, и пусть себе заткнутся?

– Ты же знаешь, что не можем! Банк не будет оплачивать наши чеки. Нам приходится платить постепенно. Мы всегда так делаем. Мы всем заплатим, пусть они только подождут!

Бобби и Холли, как и многие люди, жили в кредит; чеки, поступающие от владельцев лошадей, тут же уходили на оплату счетов за фураж, накладных расходов, жалованье конюхам и налоги. А владельцы иногда медлят с оплатой по нескольку месяцев, а кормить лошадей и платить конюхам надо вовремя. Так что сводить концы с концами было не так-то просто.

– Ладно, – сказал я, – поди возьми себе еще один тройной джин, а я пока поговорю с принцессой.

Принцесса Касилия, мадам де Бреску (если называть ее полным именем), как обычно, пригласила к себе в ложу на ленч нескольких друзей. Поэтому в ее ложе, кроме нее самой и супругов Вонли, было еще несколько дам, одетых в меха, и джентльменов в твидовых костюмах. Всех их я уже встречал раньше в подобной обстановке.

– Вы ведь знакомы со всеми присутствующими? – спросила принцесса, и я кивнул, хотя половины их я по имени не помнил.

– Чаю? – спросила принцесса.

– Да, пожалуйста.

Та же официантка, что всегда, как обычно, с улыбкой ловко подала мне полную чашку чаю. Без молока, без сахара, с ломтиком лимона.

Принцесса наняла дизайнера, чтобы отделать свои ложи на ипподромах, и все они были одинаковы: стены, обитые бледно-персиковой тканью, кофейного цвета ковер, стеклянный обеденный стол, удобные стулья. Я заходил к принцессе обычно ближе к вечеру, и в это время стол, как и сейчас, бывал отодвинут к стене, и на нем стояли только тарелки с сандвичами и пирожными с кремом, вина и коробка сигар. Друзья принцессы обычно засиживались у нее подолгу после окончания последней скачки.

Одна из дам протянула мне тарелку с крохотными и очень аппетитными пирожными.

– Нет, спасибо, – вежливо ответил я. – Как-нибудь в другой раз.

– Кит такого не ест, – пояснила принцесса своей подруге. – Не искушайте его. Он ведь наверняка голоден.

Подруга принцессы смутилась:

– О господи! Я и не подумала… И он ведь такой высокий.

– Я вообще-то довольно много ем, – сказал я. – Но только не пирожные.