Дед удовлетворенно кивнул. Он не обиделся.

– Верно. Малышка Холли! И что на нее нашло, что она вдруг выскочила замуж за этого крысеныша?

– Он вовсе даже не плох, – сказал я.

– Он такой же, как Аллардек. Точно такой же. Весь напыжился, когда его лошадь обошла мою две недели тому назад в Кемптоне.

– Но ты не подал апелляции, насколько я помню, – заметил я.

– А не из-за чего было. Они не сталкивались, не мешали друг другу, не пересекали дорогу… Его лошадь обошла мою на целых три корпуса! – сказал он с возмущением. – А ты что, был там? Что-то я тебя не видел.

– Читал в газете.

– А-а.

Дед выбрал банан. Я съел яблоко.

– Я вчера смотрел тебя по телевизору на скачке на приз «Глашатая». Противная скотина. Злобная. Это сразу видно.

– Угу.

– Вот и люди бывают такие же, – сказал дед. – Способные на все и готовые сделать все, что угодно.

– Но ведь он же выиграл! – возразил я.

– Еле-еле. И только благодаря тебе. И не спорь. Я люблю смотреть, как ты ездишь. Таких жокеев, как ты, среди Аллардеков не было, нет и не будет.

– Ты и Аллардеку это говорил?

– Говорил, конечно. Ух и злился же он! – Дед вздохнул. – С тех пор как он помер, все как-то не так. Я думал, мне легче дышать будет, но стало как-то скучновато. Я любил смотреть, как он кривится, когда мои лошади приходят первыми. А однажды мне удалось добиться, чтобы его лошадь сняли с соревнований на Сент-Леджере: мои шпионы мне доложили, что у нее стригущий лишай. Я тебе не рассказывал? Он готов был просто убить меня в тот день. И убил бы, если бы мог. Зато он переманил у меня одну владелицу – набрехал ей, будто я никогда не выставляю ее лошадей на те скачки, где они могли бы выиграть. Но они и у него не выигрывали. И я никогда не давал ему забыть об этом!

Он очистил банан, порезал его на ровные кружочки и теперь задумчиво смотрел на них.

– Мейнард опять же, – сказал он. – Мейнард меня тоже на дух не переносит, но Аллардеку он и в подметки не годится. Он тоже изо всех сил рвется к власти и ни перед чем не остановится, но он еще и подлюга, каким его папаша никогда не был, при всех своих недостатках.

– В смысле – подлюга?

– Молодец против овец, а против молодца и сам овца. Он лизал пятки всюду, куда пробивался, и наступал на тех, кто оказался ниже его. Он еще мальчишкой был мерзким. Подлизой. Однажды на Поле он имел наглость подойти ко мне и заявить, что, когда он вырастет, он станет лордом и тогда мне придется кланяться ему и всем остальным тоже.

– В самом деле?

– Он еще маленький был. Лет восьми, не то девяти. Я ему сказал, что он гаденыш, и надрал ему уши. Он, конечно, нажаловался папаше, и Аллардек прислал мне возмущенное письмо. Ох и давненько же это было!

Он без особого удовольствия съел кусочек банана.

– Но вот это желание, чтобы люди ему кланялись, – это в нем осталось, я думаю. А иначе зачем ему весь этот бизнес?

– Чтобы выигрывать, – сказал я. – Ведь и мы с тобой тоже стремимся выигрывать, если можем.

– Да, только при этом мы не топчем других. Мы не хотим, чтобы нам кланялись. – Он ухмыльнулся. – Хотя я был бы не прочь, чтобы мне кланялись Аллардеки!

Мы сварили себе кофе. За кофе я позвонил дедушкиным поставщикам, его ветеринару, кузнецу и водопроводчику. Мой вопрос всех чрезвычайно удивил. Нет, никто из них номера «Знамени» с обведенной красным статьей не получал.

– Да, видно, у крысеныша завелся предатель в собственном доме, – сказал дед без особого сожаления. – А кто у него секретарем?

– У него нет секретаря. Он сам ведет дела.

– Хо. Вот у Аллардека секретарь был.

– Ты же мне раз сто говорил, что Аллардек завел секретаря только потому, что секретарь был у тебя. Ты в его присутствии похвалился, что у тебя так много лошадей, что приходится держать секретаря, и он тоже нанял секретаря.