Вы, Георгий Валентинович, бегали когда-нибудь тридцать километров? А это ведь не просто пробежать, а от смерти убежать. Так вот, бежим мы, хрипим, всё побросали, оружие, конечно, в первую очередь, тяжелое оно, и много нас таких, сотни, а может и тысячи, кто знает. А самолёты немецкие из пулемётов на бреющем…Но не ложится никто. Бегут. Некоторые только головы руками прикрывают.

Сестричка с нами бежала… Ну, вы знаете, женщины на войне только офицерам доставались… Ранило её. В спину. Упала она, верещит, как заяц. А мы все – мимо. Хоть бы один остановился и помог. Да мало помог. Кто её узнавал, так успевал чуть попридержаться и обозвать блядью, сукой или подстилкой, – и дальше бежать. А за что так? За то. Давала, да не им…

Государственный план, хотя он и закон, полон, тем не менее неожиданностями. Биохимический завод, который так вдруг всех заинтересовал, строился по этим самым планам- законам уже второе десятилетие. Идея же о его строительстве и вообще возникла лет тридцать тому назад, когда в округе было много легко доступного, а поэтому дешевого леса.

Пока идея зрела, проходила массу бюрократических согласований, пока облеклась в форму проекта, а потом еще лет десять ни шатко ни валко реализовывалась, лес в радиусе двести километров весь вышел. Не дремала и наука. Она открыла, что кормовые дрожжи из древесины и таинственный фурфурол, ради которых все и затевалось, не так уж и нужны народному хозяйству, а попросту не нужны вовсе. Продать же ненужное нам самим за рубежом – дело и вовсе бесперспективное.

Конечно, в московских кабинетах это давно поняли. Но это еще ровно ничего не значило. Должен был найтись человек, который вынес бы это понимание на свет, чем неизбежно принес бы самого себя и ближних своих по бюрократическому сословию в жертву. Такого человека, вполне понятно, не нашлось, как никогда и не находилось, и дело шло, как и надлежит ему идти в плановом хозяйстве, когда никто не надеется обрести на этом деле лавров, в соответствии с утвержденными ранее планами.

Для стройки это означало питаться остатками и влачить жалкое существование. При делёжке Госпланом ресурсов, впереди неё неизменно оказывались объекты, отмеченные в Государственном Плане некими тайными знаками, специальными постановлениями Совмина, а, ещё лучше, решениями Крайкомов и Обкомов, но, всего лучше, постановлениями самого ЦК. При всеобщем дефиците это обстоятельство было решающим, и без этих тайных знаков внимания верховной власти никакой " План – Закон" законной силы не имел.

Плановые, но обделённые персональным вниманием высшей власти объекты, всегда строятся вопреки здравому смыслу. На них всегда делается не то, что должно и что правильно, а то, что получается из скудных остатков ресурсов, то, на что хватило сил. Такие несчастные объекты всегда уроды по рождению.

Таким был и Дальнереченский Биохимический. Предыдущая вспышка имитации деловой активности была в декабре прошлого года. Тогда из самой Москвы пришла строгая телеграмма на красном правительственном бланке, которая требовала в недельный срок разработать "пусковой комплекс" завода и "мероприятия", обеспечивающие пуск его первой очереди через год.

Проектный институт "пусковой комплекс", конечно, разработал. Это был хороший документ, но, на взгляд строителей, не очень озабоченных тем, как будет работать завод после пуска, у него был один существенный недостаток – физически построить предусмотренное проектировщиками у строителей не было возможности совершенно. Строители стояли насмерть, непосильный "пусковой комплекс" не согласовывали и требовали сокращения. Проектировщики и заказчик своим интересом поступиться тоже не желали. Однако, приказ есть приказ, и после окрика из Крайкома партии каждый про себя решил, что дело все равно совершенно нереальное и пустое и нечего на него нервы тратить.