Он скользнул в ночь, бесшумно как дикий зверь.

Вран потянулся и лёг на дорогу, глядя на звёзды. Если бояться нечего, за чем тут присматривать. А руки-ноги гудели, даже мышцы подёргивались, как после тяжёлой работы.

Наёмник вернулся, протянул флягу. Потом они отошли от дороги в кусты, шуганув какую-то лесную мелочь – вон затопотал в чащу, улеглись и уснули.

Врану снилась Милка, как она раздевается, протягивает к нему руки призывно: иди сюда, любимый, иди, но потом сама исчезает, словно растворяясь в предрассветном тумане, уходит. Он пытался идти к ней, бежать, но ноги будто приросли к полу, он раскачивался, теряя равновесие, но не падал. Однако, и с места стронуться не мог.

– Кончай орать! – недовольно ткнул его в бок Санчо. Что снилось наёмнику, осталось неизвестным, но он уже сидел рядом, положив на колени автомат. Солнце взошло. Нависающая над ними стена Полосы отсвечивала алыми и белыми бликами, слегка клубилась там, где-то в глубине.

– Эй! – скривился от боли Вран, но тоже сел, протирая глаза. Сон… Эх, Милка.

– Я тут подумал, – сказал Санчо. – Нас этот выживший хорошо рассмотрел?

– Вряд ли. Темно было. А что, предлагаешь вернуться, его добить для ровного счёта?

– Да неплохо бы.

– А Клим? Мы и так уже полдня и ночь потеряли. Увезут духи знают куда, в жизни не сыщем. А у меня больше никого на свете не осталось.

– Резонно… Так, давай доедай, что осталось, воды я ещё наберу. А я пока сумку посмотрю, зря, что ли, тащил.

Лес вокруг оживал, снова затрещали кусты вдалеке – но не как ночью, тяжело, солидно. Не иначе кабанчик со своим семейством тащится, рылом водит.

Прямо сверху остального скарба в сумке лежала чистая синяя ряса, аккуратно выстиранная и сложенная явно женским руками.

– Слушай, парень! Так это ж патера инквизитора скарб. Эдак на что интересное наткнёмся.

Санчо выбрасывал вещи прямо на землю, нимало не заботясь об их сохранности. Не с собой же брать рясу, подштанники, набор стеклянных довоенных рюмок или небольшой рисунок, изображавший довольно симпатичную женщину. Со времён исчезновения фотографии как факта, в цене стали художники. Хоть кому-то после войны повезло.

На дне сумки лежало кожаное портмоне. Большое, не для денег, а, скорее, для бумаг. Санчо развернул его, потом ещё раз – широкое, точно для документов. Быстро перекопал ловкими пальцами письма, явно личные, обрывок карты напрочь неизвестной местности, точно, не Венецк и окрестности. Потом наткнулся на сложенный вчетверо листок.

– Эге… Не зря тащил. Распоряжение совсем свежее.

Верх документа был украшен крупной надписью Inquisicio secondi и рисунком всё той же стилизованной цифры семь – словно падающий на спину топор выглядела.

Дальше шла витиеватая, вся в росчерках, фраза «Канцелярия генерал-кардинала Лютополка. РАСПОРЯЖЕНИЕ». А потом уже и текст. Короткий, вроде бы и понятный по смыслу, но с напрочь неясной целью писаный.

«Сим приказываю советнику князя Венецкого примас-майору Алексею организовать поимку сына кожевенника Калинина из Излучья, с доставкой оного на Святую Базу 23 лично Его превосходительству Лютополку. Данный субъект предположительно упомянут в одной из речей известного вам Пленника. Исполнить немедленно». Ниже позавчерашней даты, другими чернилами и явно чужой, не писца, рукой – подпись.

– И что это всё означает? – дважды перечитав текст, спросил Вран. Наёмник пожал плечами, сложил листок и сунул его в портмоне.

– Если это при нас найдут – на кол после пыток. Здесь оставим. А смысл… Не знаю. Что за пленник – тоже не ведаю.

Врана трясло как от укуса гадюки, он неверяще посматривал то на валяющийся на земле бумажник, то в глаза Санчо: