– Ну, теперь хоть что-то понятно… – начал было Санчо, потом замолчал. – Я там возле подводы сумку прибрал, может, что полезное есть.

– Ты говори, говори, если так легче.

– Да не то, чтобы легче… Темнота эта давит. Но если ты меня выведешь, будет круто. А говорить и правда хочется. Кричать. Петь. Материться в голос. Тут, в Полосе, каждый по-своему с ума спрыгивает. Нехорошее место, не от мира сего.

– Не от мира… – эхом повторил Вран. Первый огонёк остался позади, за ним второй, третий. Приближаясь к каждому новому, он видел впереди следующий.

Он был почему-то спокоен. Совершенно. Настолько, что начал тихонько насвистывать давным-давно в детстве услышанную от торговцев песенку. Что-то про медведей, которые крутят земную ось. Медведя представить себе было легко, а вот что за ось, куда она воткнута и зачем…

– Слушай, Санчо, а как долго через Полосу идти?

– Каждый раз по-разному. Часы здесь тоже не работают, а так, по ощущениям… Ну, полчаса. Иногда минут сорок. Хотя мы специально смотрели однажды – яма на дороге, ну, у входа в Полосу. А вышли – конец той же ямы. Сам бы сказал, что бред, но вот…

– А земля круглая? – вдруг спросил Вран.

– Брехня. Плоская она, я сколько по осколкам ходил – везде плоская. Неровная, горы есть, овраги, но в круглую не верю.

Очередной огонёк остался позади. Пахло сейчас сдобой, какую мачеха на праздники пекла, отмеривая драгоценную ваниль. Сдобой и почему-то мокрой шерстью, будто где-то неподалёку сохла сброшенная на пол к печке с мороза шуба, вся в снегу.

– Постой на месте секунду, – сказал Вран. Напарник послушно остановился.

Парень сделал шаг в сторону с тропы, сквозь стену, перед ним вдруг открылось огромное пространство: ночная степь, разбросанные тут и там костры, возле которых, насколько можно было рассмотреть, сидели люди. Ни луны, ни звёзд, ни – что удивительно – никаких признаков речки. Только степь и костры. В темноте нервно заржала лошадь.

– Интересно, – сам себе сказал Вран. – Но туда я пока не пойду.

Здесь не было никакого эха, голоса не множились и не дробились, и пахло так как и должно: нагретой за день травой, дымком костров, пересушенной землёй, ждущей дождя.

Он отступил назад.

– Ты куда пропал? – спросил Санчо. – Велел остановиться, а сам – раз! – и исчез. Я минут пятнадцать стою, стрёмно же…

– Извини. Научный эксперимент. Пошли дальше.

– Ну ты, блин, даёшь… учёный.

Вместо последнего из путеводных огней Вран увидел далеко впереди едва заметную подкову выхода – ровную внизу и закруглявшуюся аркой сверху. Она была немногим светлее окружавшей их с наёмником полутьмы, но видна отчётливо.

– Пришли, похоже.

Десяток шагов, другой, и они вновь ступили под обычное звёздное небо. Вран оглянулся – Полоса осталась позади, Санчо шумно выдохнул и сел прямо на дорогу. Едва слышно бормотала справа Дебрянка.

– Я чуть ежа не родил, – признался наёмник. – Думал, всё. А оно вон как вышло…

Лес с этой стороны был реже, в нём видны были просветы.

– Дорога на Венецк идёт или где сворачивать? – спросил Вран. – И это… Воды бы набрать. Из фляжки-то допили.

– Туда. Сейчас, – ответил напарник, не вставая. – Портянки Трода, как же хорошо, а! Я ж нас похоронил уже, считай.

Он щёлкнул зажигалкой. Узкий язычок пламени послушно заплясал над сжатой в кулак рукой. Погас. Но и так понятно, что они вышли. Прорвались. Вран только чувствовал дикую усталость, словно дрова колол полдня.

Сел рядом с Санчо, плевать, что прямо в пыль.

– Все проводники так устают?

– Ну, вы ребята молодые, все младше двадцати пяти… Но вообще да, некоторые напиваются прямо у выхода, если сразу обратно не идти. – Санчо встал, попутно вытаскивая пустую фляжку. – Сиди, посматривай, я за водой схожу. Этот… снайпер до нас не доберётся, не переживай. А засады нет, они бы нас уже взяли тёпленькими.