Впрочем, пока картина Давида – дело будущего. Наполеон с интересом и удовольствием воспринимал все детали его коронации, поразившей очевидцев невиданной даже для королей пышностью. О том, как сам император был тронут великолепием собственного торжества, свидетельствует такой факт: в паузе между церемониальными актами он успел шепнуть старшему брату: «Ах, Жозеф, если бы отец мог нас видеть сейчас!»[28]

После обряда коронования Пий VII благословил императорскую чету, поцеловал Наполеона со словами «Vivat imperator in aeternun!»[29] и удалился в ризницу. Наступила заключительная, светская, часть церемонии, рассчитанная, как подметил Ж. Тюлар, «на то, чтобы потрафить бывшим революционерам»[30]. Наполеон положил руку на Евангелие и произнес сакраментальные слова присяги отечеству: «Я клянусь сохранять в неприкосновенности территориальную целостность Республики. Клянусь уважать и требовать, чтобы все уважали равенство людей в их правах и обязанностях – как политических, так и гражданских, соблюдать и следить за соблюдением принципов Конкордата и свободы вероисповеданий <…>. Клянусь управлять страной исключительно в интересах французского народа, для его счастья и славы»[31]. Этой присягой Наполеон, по меткому определению того же Ж. Тюлара, заявил о себе как о «коронованном представителе восторжествовавшей Революции»[32].

Как только отзвучала присяга императора, герольдмейстер поставил заключительную точку в церемониале коронации, объявив: «Славнейший и августейший Наполеон, император французов, миропомазан и воцарен»[33].

Можно представить себе, какими взволнованными, преисполненными счастливых надежд вернулись Наполеон и Жозефина с коронации к себе домой, в Тюильри. И здесь «славнейший и августейший» император, сняв с себя коронационное облачение, глядя на золото, бриллианты и прочую роскошь своих знаков отличия, вдруг обратился к женщине, которую он любил и только что короновал, с вопросом: «Ну и кому я это все оставлю, Жозефина?»[34]

Итак, первый консул стал императором. Но Французская республика осталась Республикой. По сенатус-консульту от 18 мая 1804 г. Наполеон принял императорский титул «милостью Божьей и согласно Конституции Республики». «Формула “согласно Конституции Республики” будет фигурировать последний раз в императорском декрете от 28 мая 1807 г.»[35], а на монетах надпись «Французская Республика. Император Наполеон» заменят надписью «Французская империя» лишь 1 января 1809 г.[36] Такое парадоксальное словосочетание «император Республики» свидетельствует о том, что Наполеон не спешил расставаться с республиканскими институтами и принципами. Винсент Кронин объяснил этот парадокс так: император считал себя республиканцем или, точнее, «всегда был немножко больше, чем республиканцем»[37]. Это верно, но надо учитывать, что Наполеон не только сам в глубине души еще оставался пока республиканцем, но и просто обязан был считаться с республиканским настроем абсолютного большинства своих соратников.

Между тем, заглянув вперед, мы увидим, что Наполеон не удовольствуется французским престолом. 9 мая 1805 г. итальянский Административный совет (благодарный Наполеону за его помощь итальянцам в борьбе против австрийского и собственного феодального ига) собрался в Париже и пожаловал императору Франции еще и титул короля Италии. Наполеон, не теряя времени, уже 26 мая в Миланском соборе возложил на себя Железную корону[38] – ту самую, которой в 800 г. короновали в Риме Карла Великого. Приняв титул итальянского короля, он объявил своего пасынка Евгения Богарне вице-королем и правил Италией через его посредство.