Полная дама хмурится при виде рагу, густо приправленного сожалением. Она с увлечением и азартом играет в игру под названием «Ах, если бы…» И всё перебирает в памяти события прошлого, стараясь их перекроить на новый лад. Но после третьего коктейля из скуки и невезения взгляд затуманивается, и она теряет интерес к происходящему.

Справа – мальчишка лет четырнадцати с удивлением и страхом рассматривает отбивную под вязким соусом раскаяния. Рядом с ним товарищ постарше ехидно ухмыляется. Перед ним на тарелке неостывающим жаром пышет злоба и ненависть загнанного в угол зверя. По залу бежит едва уловимый шёпот:

– Убийцы…

– Кто? Кто?

– Вон, видишь, те двое.

– Совсем ещё дети!

– Этим детям только палец в рот положи.

– Убьют и ограбят ради пары кружек пива.

– Волчата!

Но и об этих двоих присутствующие тут же забывают.

Совсем ещё юная девушка в очень дорогом платье в очередной раз заказывает себе шот горькой обиды. Взгляд жадно мечется, отыскивая кого-нибудь, кто согласится взять на себя вину за эти её страдания. Вокруг тут же выстраивается очередь из желающих. Все они изрядно потрепаны жизнью, но в кошельках водится то, ради чего затевается эта игра. Брезгливо рассматривая претендентов, девушка кривится, и сквозь маску юности проступает её истинное лицо.

Чуть правее – молодая мама и двое ребятишек трёх и пяти лет с аппетитом уплетают мороженое со вкусом озорства и больших надежд.

– Что будете пить?

Бармен учтиво кивает и замирает в ожидании заказа.

– Белый вермут с тоником и ломтиками любопытства, пожалуйста.

Беру коктейль и ухожу в самый дальний угол террасы, где свет не так ярок и меньше всего суеты. Причудливо переплетаясь, зарисовки чужих жизней оседают в моем блокноте торопливыми строчками, сплетаясь в очередную историю.

Adagio – (ит.) медленно

Медленно, но упрямо и безостановочно человек хочет быть кому-то нужным. И постоянно ищет родную душу. Как нежный росток стремится увидеть солнце и пробивается сквозь трещину в асфальте, так и душа человеческая ищет себе подобную, потому что хочет быть понятой и приголубленной. Это ли не счастье – довериться и распахнуть сердце?

…И пусть приклеенная к лицу маска падет к ногам. А мне не стыдно пред тобой быть настоящей и совсем нагой! Именно так обнимаются души. Именно так рождается любовь.

Медленно, но настойчиво и неизбежно меняется жизнь двоих, нашедших друг друга. Значимость и важность существования друг в друге обретают сияние алмаза и затмевают дневной свет. Забота в обнимку с нежностью утоляют и голод, и жажду. Ничего не надо – будь рядом! И будь тем, кто меня принял, понял и полюбил.

Медленно, но неминуемо и цинично утихают всякие страсти. У кого-то они превращаются в монументальную и святую любовь, заметную как на земле, так и на небесах. У кого-то – остывают и превращаются в угольки позднего осеннего костра, которые не обжигают и не шипят во злобе, чтут мудрость известной притчи царя Соломона о кольце и при необходимости готовы согреть друг друга.

А у кого-то былая любовь начинает скалиться фальшью и гадким притворством…

Медленно, но фатально и неминуемо это враньё проступает липким потом на загримированном лице. Как бы ни старался лицедей, обман будет замечен. И стрелой вонзится в сердце другого… Смертельно ранит, погонит к отчаянию. Ожесточит душу, надорвет криком горло.

Медленно, растерянно и отрешенно возьмет дрожащая рука все заветные письма – доказательства невыносимого ныне счастья – и отчаянно швырнёт их в огонь. Умрёт душа. А ведь так хотела жить целую вечность!

…Все правильно.

Чтобы родиться заново, надо сгореть дотла…