Повисшее между ними молчание казалось бесконечным, только ветка резко и пронзительно скребла по стеклу на осеннем ветру.

– Что бы ты подумала, обнаружив, что плохое перевешивает хорошее? – прошептал Ангел смерти.

Сигна попыталась запечатлеть в памяти нежность его прикосновений на коже, наслаждаясь ими, пока могла.

– Я бы решила, что все это сделало тебя тем мужчиной, который стоит передо мной сегодня. И он мне очень нравится.

Ангел смерти обхватил ее за талию, пальцы зарылись в складки ее платья.

– Как так получается, что ты всегда находишь правильные слова?

Растворяясь в нем, она рассмеялась.

– Кажется, я припоминаю, что несколько месяцев назад ты обвинял меня в обратном. Или ты уже забыл?

– Я не смог бы забыть твой острый язычок, даже если бы захотел, Пташка. И я расскажу тебе все, что ты хочешь узнать. Но сначала давай кое-что наверстаем.

Ангел смерти положил руки на бедра Сигны, а его тень пронеслась у нее за спиной, разбросав шашки по полу, когда он уложил ее на стол, на котором они с Элайджей играли несколько месяцев назад. У Сигны мелькнула забавная мысль о том, как сильно она тогда ненавидела Смерть. И вот пару месяцев спустя она обхватывает его ногами и страстно целует. Девушка ощущала вкус его губ и хотела, чтобы они ее поглотили. Сигна продолжала крепко прижиматься к нему, и когда они насытились друг другом на столе, то перешли в кресло, где он навис над ней, поставив колено между ее ног.

Губы Ангела смерти ласкали ее шею, ключицы, нежную плоть чуть выше корсета.

– Я думал о тебе каждый день. – Его голос был стремительным потоком, затягивающим в глубины течения, поглощая ее целиком. – Представлял это, и другие способы, которыми мог бы искупить перед тобой свое отсутствие.

Не существовало слов, чтобы описать, какие чувства вызывали его прикосновения. Однажды, когда она состарится и ее человеческая жизнь подойдет к концу, холод позовет ее и больше не отпустит. Сигна не стремилась к этому, но и не боялась. Она научилась ценить холод, сковавший ее вены, упиваться его силой, потому что это было частью ее жизни. Частью той, кем ей суждено было стать. И тогда она притянула Ангела смерти ближе, положив его руки на шнуровку корсета.

Но вместо того, чтобы отпустить его руки, Сигна замерла, осознав, что кушетка, на которой они лежали, та самая, с которой Блайт и Перси наблюдали за первыми уроками этикета Сигны. Ее взгляд метнулся к толстому персидскому ковру, о который она споткнулась, когда Перси учил ее танцевать. И Сигна отпрянула, схватившись за грудь, когда на нее нахлынули воспоминания последней встречи с кузеном – в горящем саду, когда тот стал пищей голодного адского пса.

– Сигна? – Погруженная в воспоминания, Сигна едва расслышала зов жнеца. Она не жалела о своем решении; если бы девушка поступила иначе, Блайт была бы мертва. И все же она не могла забыть смех Перси. Не могла стереть из памяти его улыбку и его нос, который краснел всякий раз, когда они отправлялись гулять в снегопад.

– Здесь я училась танцевать. – Сигна вцепилась в подушку, ногти царапали ткань. – Перси мне помогал.

Этого было достаточно, чтобы Ангел все понял и обнял ее за плечи. Сигна устроилась между его бедер, прижавшись к приятной прохладе груди.

– Ты не виновата в том, что случилось с твоим братом.

Она была благодарна за эти слова, но это была неправда.

– У меня был выбор, – прошептала девушка, – и я его сделала.

Когда он положил подбородок ей на голову, Сигна почувствовала тихое гудение Ангела смерти раньше, чем услышала его.

– Хочешь сказать, что будь у тебя второй шанс, ты выбрала бы дугой путь?