Вокруг тихо, в тон гудению самолёта «жужжали» пассажиры, а девушка, прикрыв глаза, вспоминала отца и детство в холодном вьюжном Заполярье. Полёты «зайцем» к бабушке в Казахстан на грузовом Ан-26 и тайную мечту хоть раз в жизни проехаться на поезде.

А ещё увидеть настоящую весну. Не на «пять минут», кубарем скатившись по рампе на бетон Красноярского аэропорта, пока самолёт стоял на дозаправке, а прочувствованно, от начала до конца. Это потом они переехали в Западную Сибирь с четырьмя нормальными сезонами. А тогда весна казалась неуловимым чудом. Потому что из бесконечной северной зимы девчонка за несколько часов попадала сразу в знойное южное лето. Прямиком в объятия любимой бабули.

Таким образом, кстати, вывозились все дети первой эскадрильи, командиром которой был отец. Прямо на пол пустого кузова ковром настилались огромные мягкие чехлы, которыми на обратном пути закрывали и закрепляли грузы. И ребятня весь полёт просто валялась вповалку на импровизированном лежбище.

Нет, на взлёте и посадке всё как положено: дети, как послушные зайки, сидели на жутко твёрдых откидных лавках пристёгнутыми. Обязательно под присмотром свободных членов экипажа. Но остальное время, когда в пассажирском салоне обычно произносят: «Можно расстегнуть ремни безопасности», - спали, хохотали, шушукались, грызли бутерброды и папкины рейсовые пайки, укрываясь папкиными же крутыми куртяками. Между прочим, очень даже комфортно. Всяко удобнее, чем теперь было сидеть Ксюше в тесном, местами продавленном пассажирском кресле.

А ещё она вспоминала свой восторг от неба. И то чистое счастье, когда уломаешь взрослых «на капелюшечку» отстегнуться во время снижения самолёта, на «нырке» прыгнешь вверх со всей дури и на пару умопомрачительных секунд почувствуешь пьянящую невесомость. Им разрешали. И даже «порулить» штурвалом в кабине в командирском кресле, пока, ясное дело, самолёт шёл на автопилоте – тоже разрешали.

Папа не только в её сердце, но и вообще в своих кругах был легендой. Он после Бугурусланского лётного училища, Омского (где переучивался на вертолёт), а затем и Питерской академии летал на всём, что способно приподняться над землёй. Да про него кино снимать можно было, честное слово. И горел, и падал, и машину свою сажал в буран почти «вслепую». А однажды выиграл ящик коньяка, когда на спор с другим КВС* посадил самолёт на форменную лётную фуражку! Если, конечно, его «летуны» не привирали, когда вспоминали эту байку за общим столом. Да не-ет, не врали.

- Первым касанием попал или нет – вопрос спорный. – задрав указательный палец, с доброй ухмылкой вещал лохматый, бородатый и седой, почти как отец, дядя Серёжа Красновский. (Ксю ребёнком называла его дядя Волк.)

- Но «дубы»-то*** на верёвочку размота-а-ал! – ответно смеялся папа.

- Разговору нет, размота-а-ал. – с неизмеримой гордостью за командира басил собеседник, - От фуражки одни ошмётки и остались – по всей полосе в доказательство собирали.

А по ягоды в тундру или там на зимнюю рыбалку в избушку на Енисее они, на минуточку, мотались на вертолёте. Э-эх, имелось, чего вспомнить дочке об отце.

Впрочем, про незадачливого симпатягу-босса из зала ожидания тоже вспомнилось. Как раз примерно такого же «хорошего мальчика» (по мнению родственников и друзей) Ксю и отшила совсем незадолго до папиной смерти. Правда, Макс, конечно, был помоложе босса и всего на один год старше Ксении. Но в будущем обещал стать ровно таким же холёным, блистательно самоуверенным и состоятельным парнем, как этот незнакомец. По крайней мере таким было первое впечатление.