Парень решил потихоньку спуститься по широченной лестнице, устланной мягкими дорожками. Что, кстати, очень даже способствовало сохранению его инкогнито. Ступеньки привели его в просторный холл с большими мраморными колоннами. Негромко скрипнула близкая дверь, в коридор упал столб света. И Герман едва успел юркнуть за колонну, чтобы не попасть на глаза торопливо семенящей девушке в костюме горничной с пустым подносом в руках.

Спрятаться Герман, кстати, догадался вовсе не от робости или неожиданности. Ведь его целью и было найти кого-нибудь вменяемого и задать животрепещущие вопросы. Просто именно в данный момент до него, собственно, дошло, что он, простите, выперся на люди в неглиже.

Первым порывом было рвануть обратно в номер, найти одежду, затем уже вернуться в приличном виде и вытрясти из кого-нибудь душу. Тем более что из-за приоткрытой двери доносились голоса, и претендентов на экзекуцию по извлечению истины появилось, хоть отбавляй. Но, едва он развернулся, чтобы осуществить свои грозные намерения, как до ушей его донёсся странный разговор. Более, чем странный…

14. 14

- И всё же, меня весьма беспокоит состояние здоровья господина Германа. – прозвучал довольно молодой, однако, о-очень властный женский голос.

- Оу, госпожа Оливия, не стоит волноваться. Уверяю вас, мой брат банальнейше простыл. Вчерашний мальчишник у Его Высочества принца Марка не прошёл для него бесследно. Герман слишком самонадеянно позволил себе выходить на воздух без плаща. А ночи нынче всё ещё прохладны. Его недомогание – всего лишь расплата за неосмотрительность. – это разливался журчащим тенором какой-то молодой человек.

- Довольно легкомысленный поступок. – брюзгливо продребезжала явно возрастная дама.

- Люция, дорогая, не будь к мальчику строга. Всё это – безрассудство молодости. А юность – недостаток, который бы-ыстро проходит. Граф вскорости остепенится и будет лучшим супругом для нашей дочери. – прогудел густой баритон…

Вот тут Германа буквально «накрыло».

Почти не чувствуя реальности, не встретив никого на пути, ошарашенный парень, нисколько не скрываясь, побрёл в свою комнату.

А, нет, встретил. Ну как… почти натолкнулся на ту самую девушку в белом переднике. Только поднос в её руках теперь был уже полным. А Герману было абсолютно наплевать, в неглиже он перед ней или в глиже.

- Ваше сиятельство, что же вы?.. – голос у горничной оказался мелодичным и ласковым.

Парень молча на полном автомате приложил палец к губам, та понятливо тряхнула светлыми кудряшками:

- Вам принести ужин в покои?

Герман, сильно плохо соображая, что делает, сперва качнул бездумной головой отрицательно, следом положительно и, махнув рукой, медленно поволок ноги в сторону своей комнаты.

Он был ошеломлён, обескуражен, раздавлен… Эти люди НЕ играли. Они действительно были собой. И нет здесь никакого антуража – всё самое что ни на есть настоящее.

Ведь если бы это было представлением, призванным задурить, или там чего-то добиться от Германа, то главным и обязательным зрителем должен был стать именно он. А так получалось, они что… сами себя так искренно развлекали? В отсутствие, так сказать, центральной жертвы пьесы?

Сознание противилось очевидному, искало хоть один, хоть малюсенький довод в пользу разумного. Молодой человек, наконец, добрался до комнаты, включил весь свет, какой нашёл, и принялся методично выворачивать шкафы в поисках своей одежды. Её нигде не было.

Пришла горничная, принесла ужин, ужаснулась устроенному Германом бардаку и умчалась за гномом.

- Вот, Бернар, посмотрите сами! – всплеснув руками, испуганно пискнула хрупкая блондиночка, вернувшись уже с добрым дядькой.