2

Не доезжая до городских ворот, повозка неожиданно резко остановилась, вернув Нинсикиль к реальности. Она была готова обрушиться с упреками на бледного и дрожащего слугу, бежавшего впереди повозки и расчищавшего дорогу. Тот беспомощно склонился перед ней, доставая ладонями колен, потом прижал сложенные вместе ладони к своему лбу, не поднимая голову. Пытаясь совладать с гневом – негоже ей так раздражаться, это граничит с неприличием – Нинсикиль с досадой взглянула на возницу. Увидев, как тот грубо натянул поводья, портя коню губы, она была готова прибить его.

– Осёл! – успела выкрикнуть Нинсикиль, когда увидела подходящего к ним очень быстрым и размашистым шагом царского стражника.

Широкоплечий коренастый стражник со щитом и коротким копьем наперевес преградил им дорогу. Запрещающим жестом поднятой вверх правой руки, защищённой кожаным локотником, он приказал им расчистить путь и встать на обочину дороги. В широкой со складками юбке – такую носят кочевники из племени марту – с могучим торсом, перевязанным крест-накрест кожаной лентой, скрепленной посередине большой медной бляхой с царской печатью; на голове – блестящий медный шлем; на сильных ногах – высокие сандалии со шнуровкой; на поясе – бронзовый топорик и кинжал – стражник излучал силу и решимость.

«Наёмник-аморей», – Нинсикиль поморщилась.

Грозный воин держался непоколебимо. В его холодном взгляде исподлобья было столько превосходства и равнодушия, что Нинсикиль сдержала себя и не стала выплескивать мгновенную злость и раздражение. Она, приняв надменный вид, приказала слуге предъявить стражнику печать. Стражник не удостоил даже мимолетным вниманием ни саму госпожу, ни её печать. Он тщательно осматривал и держал под контролем целую улицу. Нинсикиль прикусила язык и изобразила подобие улыбки, больше напоминающей гримасу:

– Чего ты хочешь? – сначала по-шумерски, а потом и по-аккадски спросила она.

Мерзкая собака, тупой бык и вечный раб – так мысленно нарекла его Нинсикиль – молчал, игнорируя её вопрос и прислушиваясь к чему-то.

«Может быть, он немой», – подумала Нинсикиль, но услышала отдалённые звуки музыки, доносящиеся со стороны зиккурата и царского дворца.

Они встретились глазами со стражником, и тот, не меняя выражение лица, коротко и строго произнес всего одно слово:

«Абисимти».

Так звали энергичную жену царя Шумера и Аккада, семитку по происхождению. Имя самой влиятельной после верховной жрицы женщины в государстве, а скорее всего, даже более влиятельной, моментально погасило пыл негодования Нинсикиль. Внезапно неконтролируемое волнение и даже страх, такой, от которого внезапно спирает дыхание и бледнеет лицо, овладели Нинсикиль. Левое веко начало подёргиваться. Почувствовав короткое удушье на вздохе, она непроизвольно икнула. Ей показалось, что в глазах стражника промелькнула усмешка.

Нинсикиль ещё не встречалась лично с женой богоподобного царя и не была ей представлена. Она видела царицу несколько раз в храме на праздничных церемониях. Сначала издалека, со спины, потом, по мере роста карьеры её мужа, все ближе и ближе. Конечно же, она слышала о крутом и вздорном нраве Абисимти. Жена царя обладала уникальным даром собирать вокруг себя талантливых и одарённых людей, которых она могла возвысить до небес. Но, ради одной своей прихоти царица могла и уничтожить любого, кто попадёт к ней в немилость, низвергнув несчастную жертву ещё при жизни в нижний мир демона Нергала.

Нинсикиль интуитивно боялась и избегала личного знакомства с этой царски влиятельной, но капризной особой. В сущности, она оставалась провинциалкой. Её воспитали в лучших шумерских патриархальных традициях. Ниппур – город, где она родилась и выросла, был храмовой столицей, но при этом оставался провинцией. Столица Ур, в котором она стала жить после замужества, за десять лет так и не стал родным. Возможно, комплекс провинциалки мешал ей обзавестись нужными связями и знакомствами. Все считали её заносчивой гордячкой.