Какое там играть! Меня паникой накрыло, раздавило и расплющило этим шквалом похоти – боже, что я наделала! Разбудила в спокойном, даже насмешливом мужике зверя.

И чем?! Три сантиметра бедер случайно показала? Да у него и впрямь давно женщины не было…

– Подождите! – пытаясь оттолкнуть его, я изворачивалась, как могла, и только что не пиналась. – Не-не надо меня в карете трахать… У вас сиденье тоже грязное! И я… я сама грязная! А вдруг у меня блохи?!   

Он остановился – тяжело дыша, с ладонью уже почти на моей груди.

– Я тебе… огнем обдал... Какие еще блохи? Они все сдохли давно, даже если и были...  

И снова стиснул меня в своих ручищах, атакуя шею… Я лихорадочно соображала, хоть это и было непросто – от жадных поцелуев голова не работала совершенно, и уже вовсю рассыпались по телу нервные, колючие мурашки…

– Но я ведь в клетке на полу сидела… – наконец пришло в голову. – Уже после того, как вы меня… обожгли. А там что угодно могло быть, вплоть до венерических болезней…

Моя грудь уже была в его горячей ладони, и похоже, он нацеливался туда же губами... Однако, замер от моих слов.  

– Каких… болезней?

Ой, мамочки… У них и про это не знают. Хотя чего я ожидала от такой глуши?

– Ну… – воспользовавшись затишьем в натиске, я слегка отодвинулась и сбросила его ладонь. – Это то, что можно подхватить, если… спать со всеми подряд…

Он сдвинул брови и стиснул меня так сильно, что на глазах выступили слезы.

– Ты что, спишь со всеми подряд?

Я замотала головой. Это было бы смешно, если бы не так грустно – все, буквально все, что я ему говорю, воспринимается не так, как хочу…

– Я – нет… Я вообще ни с кем не сплю… Но клетка… Там ведь было грязно… У вас тут все – ужасно грязно! И венерические болезни могут быть везде… микробы – они как блохи… Раз, и подхватил... понимаете?

Он расслабил хватку и снисходительно погладил меня по щеке, а я вдруг поняла, что пахнет от него совсем не так уж плохо. Обыкновенный мужской запах, смешанный с чем-то пикантным – наверняка, какой-нибудь дорогой парфюм.

 – А… ты про это… Можешь не волноваться – моя раса свободна от людских болезней, в том числе и срамных. А тебя просветили лучом специальной лампы, которая выявляет все, что мешает продажам. Я даже гарантию на тебя получил, знаешь ли…

Я чувствовала бедром, что его неожиданное спокойствие обманчиво, что он все так же возбужден, и думала лишь об одном – как продлить это спокойствие, превратив его в настоящее.

– Да что вы! – восхитилась, всплескивая руками. Одновременно попыталась соскользнуть с его колен. Увы, не получилось. – Как это здорово – никогда не болеть! Вы, наверное, и живете дольше обычных людей?

Он фыркнул.

– Дольше… В два, если не в три раза, детка. Будешь хорошо себя вести, и с тобой долгожитием поделюсь… А хорошо себя вести в том числе означает не пытаться задурить мне голову и делать… то, что я приказал...

Взяв мою руку, он решительно повел ее вниз. И вниз, и вниз... Пока не утвердил на выпирающем, большом и горячем бугре, плотно распластав по нему мои пальцы… Зашипел от удовольствия, закатывая на секунду глаза…  

– Я... я – девственница! – выскочило у меня вдруг. Будто каким-то образом это могло хоть что поменять, хоть как-то заставить его передумать, пожалеть меня, или хотя бы не гнать так быстро коней…

Не могло, поняла я по его глазам – ошалевшим и расширенным, как у наркомана, по дрожи его пальцев, сжимающих мои, и по странно изменившемуся запаху его тела…

Но кто-то наверху все же помогал мне, потому что карета вдруг дернулась и остановилась.

– Пруу! Стой, родимая, приехали… Постоялый двор Роланда, милорд!