Он позвонил еще раз и пригласил Варю на выставку. Она даже не сказала «спасибо, нет», она просто сказала, нет. Тогда Гриша решил, что обязательно на ней женится. Для чего склеил очередной шар и выписал его в стиле гжель, изобразив среди прочего на шаре монастырь, распростертого на снегу себя и Варю, кормящую голубей. Осталось узнать адрес и вкатить это дело под ноги будущей невесте.

Наутро арт-объект был выставлен на суд. Дверь открыли одновременно Варя в ночнушке с зубной щеткой в руках и Татьяна Сергеевна с новыми немецкими костылями. У Татьяны Сергеевны оттопырилась челюсть, Варя же засмелась и, чтобы как-то скрыть клокочущее счастье, убежала вглубь квартиры из которой, пока они были в деревне, сами собой исчезли тараканы.

Гриша начал ухаживать, Варя доверчиво ходила за ним на выставки в квартиры музыкантов и художников, давала подержать себя за мягкую белую руку, но дальше этого дело не шло. До свадьбы Варя и Гриша ни разу не целовались. Варе даже было стыдно, что она таких строгих правил, но ее милое лицо говорило о том, что поделать с этим она ничего не может. Лучше отрезать Грише руку и отправить ее в глицерин. Вот такой секс ей по душе. Грише она рассказывала про каких то староверов, которых он воспринимал как некоторую пикантную деталь его молчаливой невесты. Гриша долгие годы считал себя атеистом или по крайней мере агностиком, поэтому не мог относится к этому серьезно. Конечно, в трудные моменты он обращался к богу, но сам знал, что делает это потому что слаб, и рассчитывать на свои силы ему тяжело. Верующих без сомнения людей ему в своей жизни встречать приходилось немного, всем им он завидывал, хотя видел, что даже слепая вера не защищает людей от необходимости выбирать, бороться и принимать решения. Варя же выросла на радость папе, который умер за год до их знакомства. Она не сомневалась. Никогда. И Гришу это ставило в тупик, в такой тупик, что он предпочитал в эту сторону мысли не развивать. Все Варины доказательства существования всевышнего были детскими, наивными, глупыми и в такие моменты он понимал, что Варя безнадежна глупа, но не придавал этому значения.

Вскоре они все таки поженились, Гриша отказался венчаться, отложив это до лучших времен, пришлось сходить к тетеньке в ЗАГС, где она, как и положено, выдала им запрограмированную речь о счастье молодой семьи.

Маша вышла замуж совершенно по-другому. Сватались к ней разные полезные женихи, но Маша даже не смотрела в их сторону. Ее инересовали неудачники. Первый роман сменился вторым, потом третьим, один из неудачников сделал ей предложение. Маша приготовилась нести крест и спасать. И тут выступила мама. Маме в ту пору было уже 77, она страдала всеми болезнями сразу, от сахарного диабета до постоянных гипертонических кризов, однако была крепка волей, как и всякий человек старой закалки. Услышав про жениха, мама вдруг сделалась ужасно красной, потной, уронила свое грузное тело на пол и пригрозила не вставать с «этого места» пока «это все не кончится». Маше также запомнились хрестоматийные «Костьми лягу» и «Только через мой труп». Маша поняла, что замуж ей выйти, видимо, не суждено. Мама своим флюорисцентно малиновым лицом доказала ей, что труп в этом случае выражение совсем не фигуральное… А Маша не хотела никаких трупов.

Жить Маше было негде. Неудачник, как и положено неудачнику, тоже своей жилплощади не имел. Через четыре года они расстались. Маше было 27, когда к ней особенно настойчиво приципился один положительный сотрудник банка, он был не глуп, приятен. Обрабатывая дочь, обрабатывал мать, в чем и приуспел. На этот раз мама не узображала никаких трупов, а наоборот кокетничала с потенциальным зятем, трясясь и икая от удовольствия, кормила его вареньем и овощным рагу, в такие моменты Маше казалось, что мать и жених могут прекрасно поладить и без нее. Через год у них с положительным Кириллом была самая, что ни на есть, положительная свадьба. Фата, вальс, разученный для гостей, модный тамада, умеющий развлечь приличных гостей, пьяные родственники из деревень, которые сперва сидели тихо и пришибленно, подавленные роскошью обстановки, а потом, хлебнув лишнего, выписывали хитрые кренделя ногами под модный авангардный джаз.