— Ты… – я подыскиваю нужные слова, разглядывая парня. – Ты довольно циничен. Есть ведь и хорошая сторона.

— Если все заканчивается, значит, победила плохая. А все заканчивается, рано или поздно.

— Ага, ну так и человеческая жизнь конечна, – парирую я. – Все мы умрем когда-нибудь, но это не повод пускать жизнь на самотек. А повод брать от нее по-максимуму.

— А что можно взять по-максимуму от любви, Краса? – смотрит он на меня. – Ничего. В этом и весь прикол. Любовь нельзя взять, она появляется в тебе, и ты можешь только отдавать ее.

— Чем больше отдашь, тем больше получишь.

— Это если тебя любят в ответ. А если нет, то получишь только больше страданий. Конечно, никто не спорит, что через страдания человек получает толчок для морального роста, но… Зачем все это нужно, когда можно не страдать вообще?

— Не страдать и не любить?

— В точку.

Данила чокается своим стаканчиком о мой и делает глоток. Странно, я не так давно сама говорила Татьяне Ивановне, что вот это все: любовь, в омут головой, потерять разум, – все это мне не нужно и даже претит. Но сейчас внутри зреет протест против слов парня. Хотя я и вынуждена признать, что в его словах есть доля истины. Но только доля.

Пусть я сама не любила по-настоящему, но у меня перед глазами пример моих родителей, и я знаю, что, несмотря на все невзгоды и проблемы, они счастливы. Счастливы именно потому, что любят друг друга.

— Мне кажется, любовь стоит всех трудностей. Настоящая любовь, – добавляю я. Данила усмехается.

— Ну если когда-нибудь встретите настоящую, маякните мне, я посмотрю.

— Знаешь, что? – щурюсь я, отставляя стакан. – Ты все-таки заслужил дозу щекотки.

Поставив колено на диван, начинаю его щекотать. Данила смешно уворачивается, хватая меня за руки, я смеюсь.

— Ладно, Краса, – качает головой, когда оставляю его в покое. – Давайте проверим, ревнивая ли вы.

— Что? Нет! Ааааа, Соколов!

Но он уже начинает меня щекотать, и да, я боюсь щекотки до ужаса! Стараюсь не визжать, но все равно вырывается, Данила смеется, не отставая, а я уже чуть не брыкаюсь. А потом как-то так выходит, что он прижимает меня спиной к стене, держа мои руки над головой.

Мы замираем, тяжело дыша, ситуация сразу меняет окраску. Смех и веселье уходит, их место занимает томление и возбуждение. Дыхание перехватывает, и я понимаю: я хочу, чтобы он меня сейчас поцеловал.

12. Глава 12

И тут же осознаю абсурдность этой мысли. Я преподавательница, он студент. Студент, который к тому же не считает зазорным переспать с любой понравившейся девчонкой. А я ни черта ему не девчонка, я не из таких!

— Мне… – я облизываю пересохшие губы. – Мне надо написать… маме.

Соколов, усмехнувшись, отпускает меня и отстраняется, кинув:

— Конечно. Мне тоже надо поработать.

— Ой, прости, я столько времени у тебя заняла своими разговорами.

— Все нормально, Краса, – он кидает на меня быстрый взгляд. – Может, поснимаете меня?

Я только сейчас осознаю, что уже какое-то время обращаюсь к нему на ты. Когда это произошло, почему я не заметила? Теперь как-то нелепо переходит обратно на вы. А он вообще зовет меня Красой, без отчества даже, что уж совсем фамильярно по отношению к преподавателю. Но вместо того, чтобы высказать эти мысли, я пожимаю плечами.

— Почему нет? Прямо здесь?

— Ага, вот и стеночка подходящая.

Данила усаживается напротив меня, настраивает что-то в телефоне, делает мой снимок, я даже не успеваю среагировать.

— Ваша задача держать этот план и вот такой же ракурс меня. И не смеяться, камера будет трястись, ясно?

— А почему я должна смеяться? – навожу на него камеру.

— Потому что съемка со стороны почти всегда выглядит глупо.