- Рокси? - вновь позвал меня Златогорский. – Я знаю, что ты в комнате. Я принес анкету.

- Я уже сплю, - крикнула ему.

- Время половина десятого вечера, - отметил он.

- Да, у меня режим!

Режим «антиНарцисс»!

- Мы быстро, - хохотнув, обещает он.

- Я уже сплю, - повторяю, но встаю с кровати, чтобы тихо на цыпочках подойти к двери.

- Эта анкета обязательна к заполнению, - настаивает он.

- Я завтра ее заполню.

- Мы так и будем говорить через дверь?

- Вас что-то смущает?

- Предпочитаю смотреть человеку в глаза, а не на дверь.

- Правда? А мне нравится смотреть на нее. Это же ведь оттенок Капучино?

- Венге. Капучино - это бежевый.

- Правда? Не знала…

Конечно не знала! Я вообще не понимаю ничего в интерьерной расцветке. Один раз услышала от мамы о столах цвета Капучино - вот и ляпнула первое, что вспомнила.

- Венге отлично сочетался с бардовыми стенами коридора и внешним обликом центра. Я хотел «темный дуб», но в момент в магазине не было в наличии столько дверей этой расцветки. Пришлось бы ждать еще два месяца, а еще… - начинает он точь-в-точь, как мой папа, когда рассказывает о чем-то, что ему интересно.

Продюсер вдруг резко замолчал, чтобы в тот же момент чуть ли не крикнуть:

– Рокси, открой дверь!

- Не хочу! Я раздета!

- Чего я там не видел? – гаденько хихикает Златогорский.

- Моей секси-пижамки!

Ну, да, не очень-то она и секси, но зачем это знать продюсеру? Пусть немного пофантазирует! Не повредит…

- Поверь, я видел достаточно девушек в пижамах и без них. Одна твоя пижама ни на что не повлияет. А также, ты можешь одеться, я подожду. Да и пижаму сексуальной делает девушка, а не пижама девушку, а ты, извини, не привлекаешь меня. Так что, переодевайся! Я жду.

Я не сексуальна? Он считает меня замухрышкой?

Делать мне нечего, как переодеваться! А что если… Нет, Ксюша! Не надо об этом думать. Ксюша не смей этого делать! Ксюша!

Распустив волосы, что были собраны в пучок, руками взбиваю их, придавая объём, натягиваю пижамные шорты чуть выше, чтобы они казались больше похожими на трусики, чем на шорты. Хитро прищурившись, расстёгиваю рубашку снизу наполовину и завязываю полы под грудью. Расстегнув парочку пуговиц сверху, мысленно осеняю себя крестом и поворачиваю ключ в замке.

Надеюсь, это мне потом не аукнется.

Выпятив попку назад, грудь - вперед, соблазнительно отставляю в сторону ножку, после чего медленно открываю дверь.

- Ну, где анкета? – томно мурлыкаю и ослепительно улыбаюсь паразиту.

- Она… - удивленно моргает Владислав.

Его взгляд невольно отвлекается от моего лица, сползая ниже. Конечно, сейчас очень трудно смотреть мне в глаза! Какое-то время продюсер разглядывает меня, задерживаясь в особо интересных ему местах. Груди он уделяет больше всего времени, чуть не облизываясь на соски, которые набухли от такого внимания им. Все мое тело горело и мелко дрожало от стыда и непонятного мне чувства, но я уже не могла прекратить этот глупый спектакль.

Меня завораживало то, как он разглядывает меня. Кроме того, невероятно нравилось отвечать ему тем же. Разбитая губа уже немного поджила, и небольшая болячка напоминала ранку от герпеса. Синяк, который уже успел проступить на его щеке, был замазан чем-то, делая его чуточку меньше заметным.

Тоналка? Зачем он замазал его?

- Где анкета? – спрашиваю его, видя ее в его руках. – Тут? – указываю на свои ноги, что он рассматривал, не прерываясь, последние пару секунд. Провожу по своей ноге пальцем, гладя ее аккуратно, чуть ли не до самой коленки. – Или тут? – поднявшись вверх, вырисовываю ногтем круг на бедре по шортам. – Господин продюсер, вы меня слышите?