«Назначена Функцией» – это ведь даже не обвинение. Это признание, созданное Эго программиста-создателя. Не человека, а архитектора семейной иерархии. Он прописал сценарий, и тебе досталась роль, как в старом коде: if мама- то причина.

Эго – как главный процессор этой системы- нуждается в стабильности. А стабильность невозможна без обозначенного виноватого. Поэтому ты не была просто устранена. Ты была сохранена в памяти – как функциональная единица, на которую можно повесить любой сбой.

Ирония в том, что ты не разрушала – ты предлагала диалог. Не программный сбой, а сигнал обновления. Но в мире, где действует алгоритм «люби себя, наплюй на всех и в жизни ждет тебя успех!», любое стремление к искренности – воспринимается как угроза.

Ты не подчиняешься. Ты не следуешь алгоритму «жизнь – это выбор, а мама – источник всех бед». Ты не подтверждаешь систему. А значит, ты- баг. Или вирус. Или… утечка.

И всё-таки – ты не проиграла.

Ты просто не вписалась в чужой интерфейс. А это уже революция. Пусть даже тихая. Пусть даже одиночная. Но настоящая.

Ты была человеком. А значит – не функцией. И этим всё сказано.

Часто по вечерам мы пили чай в холле. Жена Шона отличный кулинар и часто угощала нас своей выпечкой. За окном шелестят деревья. Лампа отбрасывает мягкий свет. Тихо. Уютно Я сижу в кресле. Илья – напротив, с чашкой чая. Он смотрит в окно.

Я:

– Знаешь, я всё думаю… Если меня сделали функцией в чьей-то программе, то что будет, если функция откажется выполнять свою роль?

Илья (улыбаясь уголками губ):

– Тогда это уже не функция. Это бунт.

И ты не первая, кто бунтует. Просто у тебя свой театр, свой сценарист, и особая сцена.

Я:

– Но я ведь не кричала, не громила декорации. Я просто… не согласилась. Не подчинилась. Я сказала: « Я не согласна с этим кодом. В реальности все не так, все по-другому».

Илья:

– И этого достаточно.

Ты подорвала целостность системы.

Понимаешь, если в спектакле «жертва» вдруг выйдет на авансцену и скажет:

«А почему я?»

– что будет?

Другие актеры растеряются. Режиссёр взбесится. Зрители запутаются.

Пьеса рассыпается.

Я:

– Так они и среагировали.

Они не знали, как быть. И выбрали старое:

«Ты – виновата».

Даже в том, что помогала.

Даже в том, что пыталась быть рядом.

Илья (тихо, как будто думает вслух):

– Козел отпущения это не просто роль.

Это функция сохранения порядка.

Это важная роль. На него можно списать сбои, ошибки, внутренние конфликты.

Он объединяет. Пока он есть – система цела.

Но если функция вдруг становится субъектом,

если она говорит, думает, отказывается подчиняться – всё рушится.

Я:

– Я ведь не разрушала.

Я просто… хотела быть.

Хотела обнять дочь, помогать внукам.

Илья:

– И это разрушительно.

Для той системы, где любовь регулируется допуском.

Где отношения – это трафик, а слова- алгоритмы.

Я:

Я:

Как это» утечка смысла»?

Илья (вглядываясь в чашку, словно в нее можно было заглянуть глубже, чем в мир):

– Представь: есть программа. Всё чётко. Все функции на местах. Один отвечает за власть. Другой за покорность. Один говорит. Другой слушает. Есть герои, есть злодеи. Есть жертвы. Есть спасатели. Всё расписано. Всё работает.

И вдруг…

одна функция- неважно какая, жертва ли, спасатель ли, вдруг перестает играть.

Не спорит. Не оправдывается. Не взывает.

Просто… молчит. Смотрит. Или уходит.

В этот момент в коде начинается сбой.

Сценарий буксует. Злодей не может быть злодеем без жертвы. Спасатель- без угрозы.