– Отчего бежала, на то и напоролась, – с грустью подумала Ива, а в ответ получила:

– Не переживай. Арделия быстрее тебя освоится, да и честно говоря: они обе лукавили насчет Совета. Да, Арделия не пай-девочка, но и не такая оторва, чтобы послать Совет: она может не любить его, быть против некоторых его ограничений, но пойти против –никогда! Видимо, время ее пришло, и так удачно получилось, что она спасает тебя из загребущих лапок, хотя и не сказала бы, что насовсем.

– Сомневаюсь, – мысленно отозвалась Ива, усмехаясь: – Не готова я жить среди них, да и все то, что происходило эти недели лишь убедило меня в том, что это не для меня. Я ужасно соскучилась по Норфолку и ребятам, и работе, и Хендриху. Хочу опять услышать, как кто-то называет меня «лисичкой», но уже вживую…

Остаток пути они ехали молча: лишь иногда Ива спускалась вниз, чтобы попить чай или поесть. Аннесберг встретил ее холодным рассветом в половину пятого утра и кристально чистым небом: вокруг начинали гаснуть уличные фонари, а транспорт лениво выходил на линию. Рядом с одним из скоростных экспрессов немного лениво курила, еще не проснувшаяся до конца, кондуктор, и Ива, оплатив на входе проезд, прошла в теплое нутро салона: от вокзала до автобусной остановки идти было не далеко, но Аннесберг редко баловал теплым маем, а уж тем более, летом, а потому Иве пришлось даже накинуть ветровку и побыстрее идти через широкую вокзальную площадь.

Мимо проплывали старые здания Аннесберга, увитые дикими морозостойкими фиолетовыми цветами: на фоне бежевых кирпичных стен выглядело необычно. Ива уже порядком успела отвыкнуть от плотной, но какой-то игрушечной застройки северного города, с его мощеными тонкими извилистыми улочками, среди которых терялись тысячи мелких забегаловок, тенистых парков, аллей и кафешек. Аннесберг был поистине уютным и приятным местом, но Ива ощущала, что как бы не манило это место ностальгией, она уже не могла без соленого воздуха Норфолка и запаха хвойной смолы в лесу рядом. Она слишком привыкла к широким улицам, звуку прибоя и крикам чаек. Даже Центр, в котором Ива провела четыре года, не так манил и дарил щемящее чувство в груди, как Норфолк. Уже перед посадочной станцией Ива вышла на мощеный тротуар и вдохнув поглубже воздуха, направилась к телепортам: желудок требовательно урчал, а рот наполнялся слюной в ответ на запах жаренного мяса и пирожков, но Ива стойко пробиралась сквозь толпу к телепорту в Центр. Купив билет, она встала в очередь, глядя как на табло то загораются, то гаснут номера талонов: наконец, подошла ее очередь и, глубоко вздохнув, Ива вошла в зияющую голубым пустоту. Секундная тишина и темнота, как на нее снова обрушился гвалт голосов и звуков. Станция в Центре была поистине огромной и в несколько этажей, а прозрачные лестницы-переходы между ними искрились в лучах полуденного солнца: огромные часы, прорезающие центр станции и доходящие почти до самого ее купола, исправно показывали без десяти час. Стоило ей отойти от телепорта всего на двадцать шагов, как ее мягко схватили под локоть: перед ней стоял Хендрих, одетый в свой идеальный с иголочки темно-серый костюм.

– Откуда ты здесь? – приятно удивилась Ива, обнимая мужа и целуя его в щеку, Хендрих лишь пожал плечами и ответил:

– Профессиональное.

– Ну а все-таки? Кто-то из бабушек позвонил? – продолжала допытываться Ива, пробираясь сквозь толпу людей к выходу, но Хендрих лишь улыбнулся и ничего не ответил, а после и вовсе легонечко подтолкнул к телепорту. Они оказались на площади недалеко от его работы: Центр готовился к празднику Цветущей Магнолии и был весь украшен в розовые, фиолетовые и белые цвета.