– Все сказал? – тихо спросила Ива, глядя ему в глаза, ощущающая лишь раздражение и сожаление. Но не своего, а Хендриха.

– Да, Ива. Я все сказал. Ах да, – он отпустил ее, отходя к двери, набрасывая пальто, – и, знаешь, комплекс замухрышки или как его еще называют «комплекс страшненькой подружки» тоже стоит отпустить, потому что ты лишь убедила себя в том, что ты такая, но на деле не являешься ей.

– Ну а теперь точно все или будут какие-то дополнения? – сложив руки на груди, раздраженно поинтересовалась Ива, сверля мужчину взглядом: – Наверняка, есть, что сказать…

– Брось, Ива. Сейчас в тебе говорит уязвленное самолюбие. Ты уж извини, если я был резок, но клин клином вышибают. До завтра.

Он закрыл за собой дверь квартиры, оставляя Иву в полной тишине со странным состоянием на душе, будто бы ее выдернули из теплой ванны на мороз. Она злилась на Хендриха, но, как не неприятно было это признавать, он был абсолютно прав. Ива почувствовала, как увлажнились глаза и защипало нос: никто и никогда не говорил ей таких вещей прямо в лицо. Она сама перетягивала это все внутри себя, в своих мыслях, но никогда не говорила даже с самыми близкими подругами об этом. Страшно было произнести все, что сказал ей сейчас Хендрих. От его правоты было только больней.

Ива вяло повернула ключ на три оборота в замке, медленно отошла к дивану, и легла на него. Несколько минут она лежала в полной тишине, а затем перевернулась на бок, вглядываясь в обивку дивана. Она не любила себя за такое состояние, но появление Хендриха и его слова выбили из колеи и теперь она всеми силами пыталась восстановится по тому методу, что рекомендовали профессора в Академии.

«Все хорошо, Ива, все хорошо. Да, он засранец, но он ведь сказал правду. Было бы хуже, если бы он произнес сладкую, но лживую речь. Ложь бы ты почувствовала и легче бы от нее стало. В чем же он виновен перед тобой? В том, что осмелился правду сказать? Так ты девочка уже давно не маленькая и не глупенькая, сама себе вещи похуже по сотне раз на день говоришь. Злись на него, сколько хочешь, но вот если бы ты была ему безразлична, то стал бы он ждать тебя, чтобы все это высказать? Не стал бы. Да он тебе не приятен: самовлюбленный, зазнавшийся нарцисс, его фамилия открывает перед ним почти все двери, но, он же ведь просто сказал правду. Ничего такого, что ты сама бы не знала.»

Ива медленно встала с дивана, немного поежилась от схлынувших с нее эмоций, а затем, тряхнув головой, направилась в душ. На душе мерзко скребли кошки, но Хендрих был прав от начала и до конца, а Ива, хоть и привыкшая к прямоте, все-таки, ощущала себя от его слов прескверно. Каждый их разговор с Хендрихом кончался на такой ноте, будто бы он – то единственное счастье в ее жизни, которое Ива могла бы иметь, и он, как истинный джентльмен, принимает на себя эту ношу. Их учили мыслить холодной головой, но все, что касалось ее собственной головы, а не чужой, с трудом поддавалось какому- либо управлению и здравомыслию.

«Ладно, хватит убиваться по его словам. В конце концов, нечто похожее мне недавно пыталась сказать Хельга», – подумалось Иве, и она принялась расчесывать мокрые волосы.

Лежа в кровати, Ива невольно подумала о том, что забыла спросить Хендриха о выписке из книги учета въезжающих. Наверняка, там хранятся все имена чародеев, въезжающих со Сканниге.

«Вряд ли Хендрих просто забыл об этом… Скорее всего, он давно проверил эту версию, и получилось так, что там ничего нет или имя фальшивое. Но, тогда как же он с фальшивыми документами въезжал? Они же легко находится во всеобщей картотеке, а на границе легко раскусывают даже самую умелую подделку… Чародей со Сканниге… Бред какой. Они никогда не убивали или…»