– Эльги, прошу тебя, остановись, – Ива поморщилась, закусив губу изнутри: волк бил в самую точку по больному: – Я рада, что вы, как товарищи, беспокоитесь, чтобы я девой старой не померла, но не забывай, Эльги, что я – ментальная ведьма. Я знаю, что у людей на уме. Если родилась с таким даром, то сложно строить отношения, даже до влюбленности временами не доходит, просто принимаешь человека в свою жизнь и живешь с ним, потому что притерлась. Это настоящая чума среди ментальных ведьм, а уж эмоцию нужную вовремя мы выдавать умеем: иногда люди могут годами гадать, любит ли их супруга с ментальным даром или нет. Да и лапшу мне на уши тоже не навешать, я ее сниму, и перевешу на другого. Все самое потаенное и сокровенное у нас как на ладони: вот я знаю, что ты в Центр работать не уехал, потому что в одно время был на волосок от трибунала и в личном деле у тебя пометка стоит о нем. И дело, как видишь, далеко не в том, что три года на границе тарабанить: было бы желание, то отбарабанил бы – не переломился.

Она немного помолчала, когда перед ними расставляли ужин, и продолжила только тогда, когда официантка удалилась, а лицо Волка стало каменным.

– Да, я знаю, Эльги. Я знаю. С первых минут знала. Говорить никому не стала. Потому что это твое личное дело, и трепаться никому не намерена.

– А ты… Ты умеешь сразу на больное не то, что надавить, а распороть и заново зашить, – поморщился он, покрутив в руках стакан с медом. – Ладно уж. Квиты.

– Эльги, я сказала это не для того, чтобы ты прекратил свои словоизлияния по поводу моей жизни, а просто для примера. Представь, если я каждого мужика так дожимать буду, когда он мне про луну и звезды, а я ему про его нутро.

– Да это я понял, – он усмехнулся и отпил из стакана, а затем улыбнулся и спросил: – Ты этого Хендриха тоже так наказала?

– Нет, – Ива качнула головой: – С ним все было иначе. Я за него чуть замуж не вышла.

– Что?! – глаза Волка округлились, и он даже немного подался вперед, отчего Ива хихикнула и ответила:

– Ага. Вот веришь или нет, а я чуть замуж за него не вышла. Потом узнала, что он ко мне своих людей приставлял, шпионил за мной день и ночь, все боялся, как бы я от него не ушла. Говорил, что любит меня, что заботится так обо мне, – на этом Ива даже фыркнула, помешивая ложечкой травяной чай:

– Для меня же эта любовь – удавка. Не люблю я, когда так контролируют, ни черта это не мило и не забавно, напоминает болезнь какую-то. Кто-то скажет, что я зажралась: красивый, умный, с говорящей фамилией, чего еще можно желать, но его любовь тяжелая и душная.

– А я думал, ты его из-за кобелиного дела погнала… Ну ты ж знаешь, как на них девки виснут.

– И это было, – Ива усмехнулась, – пока училась в Академии, то столько девок по нему сохло, я уж и пересчитать не смогу. Только на моем потоке с десяток, а он все за мной увязался, будто ему медом намазано. Видел бы ты, Эльги, какие девушки рядом с ним были – все как на подбор, красавицы длинноногие, лица – ну чисто куклы фарфоровые, а он за мной все…

Ива обвела себя рукой, как бы демонстрируя Эльги свою далеко не модельную фигуру и не кукольное чистое личико. Волк немного помолчал, отпивая мед и закусывая говядиной, томленной в печи в горшочках.

– Ты не дурна собой. На мой вкус. Обычная здоровая девка, а не худая селедка… Мышечная.

– Ты умеешь сделать комплимент, – хихикнула Ива и вернулась к своим овощам: – Думаю, на этом разговоры о моей личной жизни с тобой прекратятся, а теперь давай-ка о деле.

– Ива-а-а-а… – Волк закатил глаза, но девушка все не унималась:

– Что, Ива? Нас завтра опять песочить будут, надо мозгами пораскинуть по этому поводу. Итак, мы имеем исчезновение Ариссии ван Дель – дочери богатого бизнесмена. Как бы ни старались ее родители, а город об этом все-таки судачит. Последние дни пропавшей каждый помнит на свой манер, кто-то говорит, что ходила с подружками в театр, а после одна возвращалась домой, а кто-то говорит, что после курсов Старшего наречия она пошла записываться на танцы и спустя несколько дней после посещения этих самых танцев и пропала. Точного расписания или списка дел Ариссии никто не знал, даже родная мать. Девушка была предоставлена сама себе и жила одна. Подружки наперебой твердят, что у Ариссии не было возлюбленного и убежать она вместе с ним не могла, да и просто – она не могла убежать, потому что, – Ива сделала в воздухе кавычки, – «от хорошей жизни не бегут».