Я подскакиваю на месте и презрительно выплёвываю: 

– Вы не имеете права держать меня здесь как какую-то игрушку! 

– А кто мне запретит? – скользит по его губам холодная усмешка. 

– Это неправильно! Я живой человек, а вы... вы... 

Мужчина вальяжно подходит ближе, нависает надо мной ледяной глыбой: 

– Ну же, продолжай. 

Обманчиво спокойный тон нервирует ещё сильней, высокомерный взгляд – злит пуще прежнего: 

– Эгоистичный подонок! Мерзавец! Беспринципный под-лец... 

На последнем слове я запинаюсь, потому что он резко склоняется ко мне и обхватывает рукой мои скулы, прижимая затылок к мягкому изголовью кровати. Жёсткие пальцы сжимаются на подбородке, а ледяной, безжалостный взгляд холодит кровь: 

– Именно. Полагаю, вопрос решён. 

Мне страшно, а его близость вызывает отвращение, которое, впрочем, я не собираюсь скрывать: 

– Вы мне противны... 

– Неужели? – насмешливо взлетают брови.  

А затем его взгляд мгновенно меняется, становясь тёмным и жёстким. Он медленно распрямляется, выдвигает ящик в тумбочке, берет оттуда что-то широкое и кожаное, а я вспоминаю, что так и не взглянула вчера на содержимое этих предметов обстановки. Наверное, зря. 

– Встань. 

Я не шевелюсь, вкладывая в свой ответный взгляд всю ненависть. 

– Я говорю, ты выполняешь. Встать. 

– Я не собираюсь играть в это ваше подчинение. Хотите меня взять, придётся брать силой. 

Мужчина усмехается: 

– Да, я успел заметить, что так тебе нравится больше. 

Он обхватывает моё плечо горячими пальцами и резко дергает вверх, поднимая меня с кровати. Под мой болезненный вздох прижимает мою спину к своей твёрдой груди, сжимая пальцы другой руки на моём горле и горячо выдыхает у самого уха: 

– Мне, кстати, тоже. 

Я хочу дернуться, но он быстро перехватывает обе мои руки и заводит их мне за спину, следом фиксируя запястья той самой кожаной хренью. Широкие наручники. 

Мужчина бесцеремонно толкает меня вперёд, и я падаю животом на кровать. Он тут же обхватывает мои бёдра руками и тянет на себя, пока мои колени не нависают над полом. А затем с меня снимают штаны и бельё. 

Слышу, как расстёгивается ремень на его брюках, и пробую уползти выше по кровати, но мне не дают, твердо фиксируя ладонь на моей пояснице. Я всё равно не перестаю дергаться. Скребу босыми ногами по паркету и, стиснув зубы, извиваюсь по кровати на столько, на сколько это возможно. 

Чёртов ублюдок! 

Сейчас, кроме ярости и отвращения, я не чувствую ничего. 

Звук рвущейся фольги я тоже слышу, и этому ублюдку приходится увеличить силу давления на мою спину, потому что у меня словно второе дыхание открывается, и я начинаю вырываться интенсивней. Ненавижу! Не хочу чувствовать его в себе! До скрипа зубов не хочу! 

Но когда рука с поясницы исчезает, а саму меня придавливает мужским весом, что-то внутри рвётся, обдавая низ живота тёплой волной желания. 

Проклятье! Почему так? Я не хочу его! Не хочу!!! 

Меня воротит от его тяжёлого дыхания на моей щеке, и я утыкаюсь лицом в покрывало. Сопротивляться под ним сложней, руки, прижатые к спине, быстро затекают, а он, немного отклонившись в бок, касается пальцами моих влажных складок и самодовольно усмехается. 

Но, мать твою, почему так? Как же мне противно от самой себя! 

Больше мужчина не медлит и входит в меня одним резким толчком. 

Внутренности обжигает раскалённым пламенем, вырывая из груди глухой стон. 

Он трахает меня быстро, жёстко, каждым толчком задевая точку, которая распространяет остро-сладкие импульсы по телу. Я это не контролирую. Тело живёт своей жизнью, а я готова разревется в голос от отвращения. 

Ненавижу... 

Перетерпеть. Мне просто нужно это перетерпеть.