кронверка полукаре —
до́роги традиционно
петербургской детворе.
Маленький Енисаари,
ограненный как алмаз,
в тополином пеньюаре
привлекателен для глаз.
В Триумфальные ворота
мостовая нас вела,
там сияет позолотой
шпиля стройная игла,
Благородною осанкой,
забирая сразу в плен,
где кровавая изнанка
из кирпично-красных стен.
Звонкой детскою игрушкой
всякий полдень слышен он —
выстрел из сигнальной пушки,
и курантов перезвон.
Не страшило нас нимало
то, что тут была тюрьма,
что стихия бушевала,
унося в залив дома.
Что убит был здесь наследник
повелителя страны,
что ни в первых, ни в последних —
декабристы казнены.
Все впитали наши гены
вместе с невскою волной.
Мы, друзья, аборигены —
Петропавловки родной.
На вершине шпиля ангел,
крест сжимает он рукой,
как огромный яркий факел,
берегущий наш покой.

Владимирский проспект

Владимирский проспект длиной в полкилометра —
прекрасная собой прямая магистраль.
И летом и зимой, под шум дождя и ветра
ты с севера на юг летишь стрелою вдаль.
Красивые дома и каждый уникален,
хоть, голову задрав, гуляй и созерцай.
Владимирский проспект широк и вертикален,
ходили раньше здесь и конка и трамвай.
Приятно покидать тебя по Колокольной,
а по Стремя́нной вдоль к тебе вернуться вновь.
Сто раз пересекать в прогулке алкогольной,
и помнить каждый шаг, не это ли любовь?
Фонтанку достигать дворовым лабиринтом,
Довлатову послав изысканный привет,
отведать по пути Хугардена две пинты,
тем самым пошатнув в себе менталитет.
Навеки позабыть машину и троллейбус,
автобус и метро, и двигаться пешком,
проспектов и дворов разгадывая ребус,
а в Графском честь отдать одной из старых школ.
Владимирский проспект весьма гостеприимен,
роскошен и хорош в любое время дня.
Немножечко сутул, чуть-чуть старорежимен
и очень много лет приятен для меня.
Тут прежде был «Сайгон» с отменным черным кофе,
и бил пивной родник в родимых «Жигулях».
Закрытье этих мест подобно катастрофе,
их помнят до сих пор во всех твоих щелях.
С тобою тезки мы (по отчеству хотя бы),
и я весьма польщен твоею добротой.
Ты в щедрости своей, как сам старик Хоттабыч,
сумеешь наградить исполненной мечтой.
Владимирский проспект окидываю оком,
колоколов звучит вечерний менуэт.
В одном из тех домов, а в нем в одном из окон,
нет-нет, да и мелькнет знакомый силуэт.

Ленинградское детство

Нам, рожденным в Ленинграде,
эти виды – не внове.
С детства моциона ради,
мы гуляли по Неве.
Шпиль возвышенный и острый,
разводных мостов шпагат,
и колонн громадных ростры —
узнавали наугад.
Сада Летнего ограда,
серый в крапинку гранит,
даже больше, чем нам надо,
возбуждали аппетит.
Стог Исаакия массивный,
и дворцов помпезных ряд —
в городе декоративном
наш приковывали взгляд.
По родным шагали плитам
летом, осенью, весной —
ленинградская элита
в свой законный выходной.

Осенний Петергоф

Старый парк лежит над морем.
Сотни кленов и берез
ввысь растут, не зная горя,
ни в жару и ни в мороз.
Липы, ясени и туи,
ели, пихты и дубы
рвутся к небу, в ус не дуя,
в окружении воды.
Стрелами летят аллеи
Купите полную версию книги и продолжайте чтение
Купить полную книгу