Я не хотела оказаться неподготовленной.

Я вспоминала тот день, глядя, как языки пламени появляются в окошке ванной комнаты, за которой была моя спальня. Оставалось два фута. Мои пальцы были сжаты в кулаки в рукавах слишком легкой флисовой куртки. Я скрестила руки на груди и сунула кисти под мышки. Дрожа, я раскачивалась взад-вперед на ступнях, стараясь не плакать. Из носу текло от холода. Я наблюдала за пожаром откуда-то извне собственного тела. И ждала.

Через добрый час после первого звонка прибыл грузовик со всего-то двумя пожарными. Почти сразу же грузовик застрял в канаве, пытаясь въехать задом по моей подъездной дорожке на наклон грунтовки, покрытой трехдюймовым слоем скользкого мокрого снега. Второму пожарному грузовику пришлось вытаскивать первый, чтобы освободить путь. Наконец, прибыл третий грузовик. Был уже почти полдень.

Я бегала от одного пожарного к другому, умоляя каждого вызволить мой компьютер. Но компьютер – не младенец и даже не домашний любимец. Пожалуйста, помогите. От моей просьбы отмахивались. «Идите и попросите шефа», – сказал кто-то из пожарных. Да, я умоляла спасти вещь, неодушевленный предмет – но этот предмет был моей жизнью, моей идентичностью.

Наконец, приехала Карен. Она, почти на двадцать лет меня старше, была моей приятельницей и напарницей по кемпингу и собаководству. В городке нас так и называли, «двумя Карен», – она была Карен Зи, а я Карен А. Нас связывали довольно колючие отношения – ее грубоватый стиль не уступал моему собственному; но нам хорошо путешествовалось вместе – на двух внедорожниках, – и мы ковали свою дружбу на любимых местах для походных лагерей и утренних прогулках с собаками.

– Мой компьютер! – завывала я, и она отправилась искать шефа пожарной бригады, мужчину по фамилии Денисон, а я смотрела, как приехавшая пожарная команда стояла и наблюдала за пламенем. Они перерезали электропровода, свалили пару ближайших деревьев и теперь дожидались прибытия цистерны с водой.

К этому времени весть о пожаре распространилась по горе, и несколько джеймстаунских бездельников – завсегдатаев, которые любили как следует надраться и потрепаться в «Мерке» и являлись, независимо от наличия приглашения, на любые городские именины, свадьбы и банкеты по случаю выхода на пенсию, – собрались поглазеть на развлечение у дома Чака и Барбары. Они хохотали и матерились, передавая от шезлонга к шезлонгу бутылку бурбона «Мейкерс Марк». Чак так и держал в руке шланг. Этот пожар – лишний повод для вечеринки, смутно подумалось мне. Я всех их терпеть не могла.

– Хочешь глотнуть? – спросил Джоджо, седобородый каджун[8] и один из джеймстаунских старых похабников, протягивая в мою сторону бутылку. – Поможет от того, что тебя гнетет, – он кивнул в сторону дома. Джоджо лишился собственного дома в Оверлендском пожаре предыдущей осенью и теперь жил вместе с женой на Мейн-стрит в самой середине Джеймстауна.

Я приложила к губам бутылку с бурбоном. Жгучий напиток не подарил ни тепла, ни утешения. Потом я побрела назад к дороге, чтобы посмотреть, что происходит, и поравнялась с еще одной парочкой из Джеймстауна – они шли, держась за руки, словно собираясь на пикник.

– Привет, Карен, – окликнул меня Ричард так, словно мы оба пришли сюда по одной и той же причине. Это был красивый мужчина под шестьдесят, музыкант, которого я знала как завсегдатая субботних вечеров в «Мерке». Я имею в виду, мы вполне могли узнать друг друга в лицо, стоя в очереди, и обменяться парой небылиц, но и только. Лишь спустя несколько недель он подошел бочком к моему рабочему месту в «Мерке» и робко выразил свои соболезнования.