Протесты в основном происходили в восточной части города, западная часть находилась под жестким контролем режима. В районе Шейх-Максуд на улицах начали появляться пугающие фигуры. Мы называли их «шабиха», что означает «привидение». Это были преступники, которым режим платил за то, чтобы они останавливали людей, собирающихся участвовать в протестах. Режим снова и снова давал нам понять, что за нами следят повсюду.

Мы восхищались храбрецами, которые не собирались сдаваться. Они не хотели, чтобы нами правила одна и та же семья сорок лет. В основном среди протестующих была молодежь – почему? Мустафа говорил, что участвовать в революции интересно людям от 17 до 21 года, а таким, как он, кто постарше, важнее всего иметь работу, чтобы обеспечивать свои семьи. Он сказал, что каким-то людям в Кобани якобы платили за то, чтобы они ходили на демонстрации. Вероятно, Насрин могла бы возразить ему. У нее даже была революционная песня на телефоне, но она, как вы уже знаете, больше не ходила на демонстрации. Я вспомнила, как она сказала Ябе о том, что если они умрут, то за мной будет некому присматривать. Наверное, Насрин переживала из-за того, что она могла бы сделать больше, если бы ей не приходилось постоянно думать обо мне. Что же касается меня… Иногда, вспоминая о тех днях, я жалею, что не могла быть в центре событий. Я могла лишь слушать песни протестующих. Мне даже не довелось сорвать постер с Асадом!

Конец ознакомительного фрагмента.