Восемнадцатого марта, после пятничной молитвы, семьи арестованных мальчиков пришли к дому губернатора Дераа и начали сидячий протест, требуя освобождения своих детей. К ним примкнули местные общественные и религиозные лидеры. Полиция пыталась разогнать собравшихся водяной пушкой и слезоточивым газом, потом появились вооруженные отряды полиции и открыли огонь. В тот вечер убили четырех человек. Казалось, люди сошли с ума, увидев кровь. Кареты «скорой помощи» не могли пробраться к пострадавшим из-за заграждений служб безопасности, и раненых пришлось нести на руках до мечети в Старом городе, которая была превращена в полевой госпиталь.

Двумя днями позже протестующие подожгли местную штаб-квартиру партии Баас и еще несколько административных зданий. Затем президент Асад отправил официальную делегацию, чтобы выразить соболезнования родственникам убитых, уволил губернатора и убрал с должности генерала Наджиба.

Но было слишком поздно. Настал наш черед действовать. Наша революция началась.

Как и ожидалось (диктаторам точно не хватает изобретательности), первоначальным ответом Асада было послать танки в Дераа и попытаться прекратить протесты. Возможно, из-за того, что наша армия в основном состоит из алавитов, как и клан Асадов, танки не остановились перед протестующими, как это было в Египте. Вместо этого они атаковали мечеть, которая стала чем-то вроде штаба протестующих. После этой атаки древние стены мечети все были в крови. Похороны людей, убитых в тот день, превратились в массовые шествия. Они тоже были расстреляны, еще больше людей было убито, и еще больше пришли на новые похороны.

Затем наше правительство издало указ о снижении налогов и повышении зарплаты госслужащим, что разозлило всех еще сильнее. На следующий день после этого указа собрались десятки тысяч людей. Они скандировали: «Нам не нужен твой хлеб, нам нужно наше достоинство!» В конце марта Асад выступил с речью в парламенте, назвав протестующих «религиозными экстремистами» и «террористами». «Подобные заговоры не сработают в нашей стране и не найдут поддержки у народа, – говорил он в ярости. – Мы можем сказать им, что у них есть лишь один выбор – учиться на своем провале».

Сирийцы были шокированы этим выступлением. «Он относится к нам как к предателям!» – сказал Бланд. Дераа была осаждена, но антиправительственные выступления начались и в других городах, информация об этом быстро разлеталась на Facebook и YouTube. В течение апреля и мая произошли протесты в Хомсе, Хаме, Дамаске и Ракке – от Латакии на Средиземноморском побережье до сельских регионов на севере, граничащих с Турцией, и до восточной провинции Дайр-эз-Заур, откуда поступает наша нефть.

Каждый раз протесты пытались подавить с помощью силы. Сотни людей были убиты, но это никого не останавливало. По всей стране люди кричали: «Свои души, свою кровь мы приносим в жертву тебе, Дераа!»

В каждом доме говорили только о том, что происходит. У нас даже о нежелании Мустафы жениться никто не вспоминал. Воздух был наэлектризован, чуть не дрожал. Революция! Прямо как в исторических программах, которые я видела. Мы были взволнованы до предела, и мы думали, что наконец-то избавимся от Асадов. Теперь вслух обсуждали то, о чем раньше нельзя было и подумать, и это было прекрасно! Молодежь пела насмешливые песни про клан Асадов, а я даже придумала ругательства, которые иногда произносила вслух.

Мы, курды, начали думать, что наконец-то сможем получить свой Курдистан, или Рожаву, как мы это называли. На некоторых баннерах на улицах было написано: «Демократия для Сирии, федерализм для сирийского Курдистана!» Но Яба говорил, что мы ничего не понимаем. Люди старшего поколения знали, насколько опасен режим. Они видели, что происходило в Хаме в начале 1980-х, когда Хафез Аль-Асад и его брат Рифат из-за протестов мусульманского братства разрушили целый город. Погибли, как говорят, десять тысяч человек. Асады и сейчас были готовы пойти на многое, на всё.