– Дело касается детей?
– Их родимых, их… Так я позову ее? Она напротив живет…
– Зови.
Надюша устало поднялась и пошла в зал, разговаривать на кухне она считала совсем неприемлемым, а Татьяна Сергеевна метнулась за соседкой.
Вскоре в комнату в сопровождении матери вошла молодая женщина.
– Присаживайтесь, – произнесла Надюша тоном, каким обычно встречает посетителей в райкоме, и жестом указала на стул.
Соседка неуверенно присела на край стула, теребя пальцами полу кофты, стараясь справиться с волнением.
– Не волнуйтесь, – Надюша сменила начальственный тон на доброжелательный. – Что у вас за вопрос?
– Не знаю, с чего начать, – женщине наконец удалось унять дрожь в руках.
– Начните с главного. Как вас зовут?
– Клава я, Клавдия Ивановна Наумова. У меня двое детей, старшему Ване десять, а доченьке Леночке вот только шесть годочков исполнилось. Она у меня поздно пошла, болела. Но как пошла – так не остановишь, я только радуюсь этому, везде ее с собой беру.
– Ну и замечательно, а вопрос-то в чем? – нетерпеливо перебила Надюша, она уже пожалела, что согласилась на встречу.
Весь этот разговор, казалось, не сулил ничего серьезного.
– Я и говорю, что Настеньку кругом с собой беру, а в магазин часто забегать приходится, вдруг что выбросят. Так вот, в нашем магазине отовариваются многодетные мамы.
– И что в этом плохого, так положено, что женщины, имеющие троих и более детей, получают дополнительный продуктовый паек.
– Так если бы дополнительный, а то им дают то, что мои дети не видят, – Клавдия Ивановна вдруг выпрямилась на стуле, словно приготовилась сообщить что-то очень важное и доказать свою правоту. – Сколько раз случалось, что передо мной многодетная мамочка отоваривалась. Но, пока ей на прилавок гречку, там, или тушенку ставят, Настенька моя молчит, а как сгущенное молоко или сосиски, а еще хуже – апельсины с яблоками, так дочка ко мне с просьбой приступает: купи да купи. Не могу, отвечаю ей, купить тебе этого. А она мне – почему, посмотри, ведь у тебя такие же денежки, как и у тетеньки. Ну как я могу объяснить шестилетнему ребенку, что у тетеньки детей трое – им положено это есть, а у меня их двое – моим не положено.
– Рожайте третьего, и проблема решится сама собой, – назидательно произнесла Надюша.
– Но не могу я третьего. Мне врачи и этих-то двоих запрещали рожать, а что Настя выживет – и не надеялась…
Женщина как-то сникла вдруг, опустила голову.
– Простите, я не знала. Но чем я вам могу помочь в данной ситуации?
– Можете, еще как можете, вы же власть, – соседка встрепенулась, снова выпрямилась на стуле, украдкой смахнув непрошенную слезу. – Я вот что предлагаю. Пусть те, у кого трое, на троих продукты и получают, а если у меня двое, так и дайте мне на двоих, или на одного, у кого один ребенок. Ведь нашим детям тоже хочется и апельсинчика, и молока сгущенного… А? Как вы думаете?
Надюша ответила не сразу. В комнате повисла напряженная пауза.
– Хорошо, я посмотрю, что можно предпринять, – Надюша резко поднялась, давая понять, что разговор окончен.
По дороге домой Надюша то и дело мысленно возвращалась к разговору с Клавдией. «Да, это несправедливо, что ее дети не получают гречку и сгущенное молоко, хотя сгущенка скорее лакомство, чем необходимость, но все равно», – вздыхала про себя Надюша и тут же пыталась успокоить свою совесть: случай этой женщины исключение, прискорбное, но исключение. А в основном современные женщины стали грамотными, теперь они сначала для себя пожить хотят, не торопятся обзаводиться детьми…
«А сама-то сколько родила? Для самой-то что главное в этой жизни?» Этот голос прозвучал в ней так ясно, что Надюша даже обернулась, ей на мгновенье показалось, что спрашивает кто-то сидящий рядом. «Господи, в машине же никого, кроме меня и шофера, а Семен Иванович никогда во время езды не отвлекается на посторонние разговоры, – ей стало неловко за свой испуг. – А с распределением продуктов для детей надо что-то решать…» Надюша снова мысленно вернулась к разговору с Клавдией, но спустя минуту все ушло на второй план, и Надюша вдруг явственно осознала, что ей уже тридцать три года и у нее нет детей. Но даже не это открытие привело ее в замешательство, а то, что за последние пять лет ее семейной жизни она ни разу не забеременела. «А что ты хотела, девонька, после двух абортов? – съехидничал в ней тот же незнакомый дотоле голос. – За что, как говорится, боролась…»