В ответ возле окна что-то промычала девица, пытаясь прекратить разговор. Но тётка уже вцепилась в неё мёртвой хваткой и не собиралась замолкать. Я отвернулась в другую сторону и прикрыла глаза.

Сквозь прикрытые веки я смотрела сквозь уткнувшегося в телефон и что-то невероятно быстро набирающего на нём Романа. Смотрела в открытый иллюминатор и видела, как наш самолёт медленно поехал.

Подскакивая, словно на кочках, он доехал до взлётно-посадочной полосы. Остановился. А потом, загудев двигателем, сорвался с места. Рывок, ещё один, и плавное ощущение взлёта!

Восторг от парения скрыть было невозможно. Я распахнула глаза и с упоением наблюдала, как земля плавно откатилась вниз вместе с постройками, подсвеченными огнями, машинами и деревьями в лесочке неподалёку.

Меня охватило ликование. Мне хотелось поделиться радостью полёта с кем-то близким. Единственный, кто подходил на эту роль, был Роман.

Не задумываясь, я протянула руку через проход и коснулась его плеча. Он нахмурился, вынул наушник и повернулся в мою сторону.

– Что случилось?

– Мы летим!

Едва слова сорвались с губ, я поняла, насколько глупо они прозвучали. Мы в самолёте. Он именно для этого предназначен. Я не первый раз лечу. Просто до последней секунды я не верила, что смогу сама, одна, без отца.

Я отдёрнула руку, ожидая его реакции. Но вместо упрёков или насмешки, Рома улыбнулся. Его острый взгляд смягчился, стал голубым, небесным. Он кивнул, взглянул в иллюминатор и радостно выдохнул.

– Летим, стрекоза. Летим!

Самолёт набирал высоту. Меня охватило предчувствие чего-то необыкновенного. Такого хорошего, как десерт на Средиземноморском побережье, а не тот, что продают в университетском кафе.

Я мечтательно жмурилась, представляя, как буду 2 недели валяться на кровати в маминой квартире и не делать абсолютно ничего. А потом отправлюсь на терапевтический шопинг перед возвращением с обновками под крыло отца.

С блаженной улыбкой я провалилась в сон и даже успела увидеть нечто зефирно-ванильное, как справа меня кто-то пихнул в рёбра. Я даже вскочила от неожиданности, но ремень безопасности удержал меня на месте.

– Еду развозят. – Грузная соседка кивнула в сторону прохода. – Ты вроде суп хотела. Разносолов тут отродясь не бывало, но мы, простые люди, – последние слова она особенно выделила, – и этому рады. Так что просыпайся.

– Спасибо, – ответила я, растирая место, куда пришёлся болезненный тычок. Синяк мне был точно обеспечен.

– А если ты такое не ешь, – продолжила соседка, – только моргни, я и твой бутерброд схомячу за милую душу.

Мне стало противно. Тётка мне не нравилась. Она вызывала отвращение до самой глубины души. Толстая, несуразная. С невообразимым гнездом из сухих всклокоченных волос, напоминающих паклю. Разве такие ещё существуют?

В свитере оверсайз, который едва налез на её телеса, в спортивных трикотажных штанах с вытянутыми коленями. Она всё время лезла, куда не просили. На чужой подлокотник, в чужой ланч-бокс. Противная такая!

Особенно почему-то стало жалко бутерброд. Я голодная, как зверь, а тут эта со своей плебейской простотой, «схомячу». Много желающих. Буду давиться, но сама съем. Лишь бы ей не досталось.

По проходу стюардессы, одетые в фартуки и нарукавники, катили тележку. Они раздавали бутерброды, упакованные в плёнку, и спрашивали, какой напиток налить. На выбор были чай, кофе или вода.

И еда, и напитки выглядели странно. Я присмотрелась к тому, что выбирают соседи, попросила зелёный чай.

– С лимоном? – уточнила Варвара.

– Нет.

– Сахар возьмите.

Она протянула мне 3 белые бумажные упаковки и салфетки.