Соседка застыла, словно бетонный столб. Мне даже казалось теперь, что трясёт весь самолёт, но только не её. На ней, как на центрально опоре лайнер держится.

Пока Гранин всё это говорил, я, скосив глаза, за ним наблюдала. Не потому, что хотела его видеть в ярости. Просто я не верила, что это он! В аэропорту Рома был спокойным и сдержанным.

Он не орал, даже когда я разбила его телефон. Был зол, но не угрожал, когда я свалилась под колёса его машины. Он был вполне интеллигентным и порядочным. Доброжелательным даже в самый трудный момент.

А сейчас? Это точно был не он! Он не мог быть таким грубым и жёстким. Не мог так разговаривать с женщиной. Даже если она была нахалкой! Он разговаривал с ней, как быдло из подворотни.

Мне стало зябко. Он же меня защитил, значит я должна быть ему благодарной. Но я смотрела на него, как на бандюгана. И боялась. Может быть, даже больше, чем тётка, сидящая рядом.

Я нашла в себе силы повернуться к Роману, растянуть губы в вежливой улыбке.

– Спасибо вам.

– Летите спокойно.

Ответив, он снова отвернулся и прикрыл глаза. Я и так поняла, что разговор окончен, и навязываться не собиралась. Но теперь и вовсе не сомневалась.

Самолёт, словно притихший во время нашей ссоры, снова натужно загудел. Начал трястись так сильно, что сложно было сгруппироваться, чтобы не биться о подлокотники руками.

Внимание теперь переключилось исключительно на то, как бы долететь без ссадин и ушибов. Стюардессы, куда-то девшие тележки, сидели пристёгнутые. Они опустили головы и накрыли руки руками.

Посмотрев на Романа, я встретилась с его напряжённым взглядом. Он кивнул в сторону бортпроводниц. Я не поняла и отрицательно покачала головой. Он качнулся вперёд, прикрыв упрямый ёжик волос предплечьями.

Намёк был понят, и я последовала его примеру. Удивительно, но в этом положении и правда было легче. И едва я приспособилась к новой позе, как в динамиках зашуршало.

– Уважаемые пассажиры, с вами говорит командир корабля. Из-за изменения погоды и отсутствия технической возможности осуществить посадку в аэропорту Новосибирска, в наш полётный маршрут будут внесены изменения.

Меня укачало. Бесконечная тряска с опущенной головой вызвала страх. Нет, ужас. А уже он начал хватать своими цепкими лапками за сердце и вызывать онемение и тошноту.

Трясло так сильно, что в какой-то момент у людей начали выскакивать из карманов вещи. У Романа по проходу вылетел многострадальный телефон. Он пролетел в сторону кабины пилота, мигнул и погас окончательно.

И до этого падения Роман чудом заставил аппарат работать. А теперь и вовсе надежд на спасение смартфона не было. Где-то сзади слышался грохот, и я надеялась, что до нас не долетят незакреплённые предметы.

Тряска буквально вышибала дух. Если воздушные кочки были мелкими и подъёмы быстро чередовались со спусками, вдохнуть было сложно. Надо было ждать колебаний большой амплитуды.

Но и тут было не всё так просто, как хотелось бы. Потому что в моменты провалов в яму набрать воздух в лёгкие было сложно из-за страха. Хотелось кричать во всё горло, а значит – выдыхать.

А когда самолёт вновь устремлялся вверх, грудную клетку сдавливало так, что сил бороться с увеличением давления, не было. У меня начала кружиться голова, но от чего больше, от страха или от тряски, я сказать не могла.

Сильнее опустила голову, прижала сверху руками. Когда началась болтанка, которая не давала удержать руки на голове, Я поблагодарила судьбу за ремень безопасности.

В салоне стоял вой и грохот. Казалось, что самолёт вот-вот развалится на куски. За окошком иллюминатора было сплошное тёмное марево, прерываемое вспышками огней на крыле. Мир снаружи и изнутри погрузился в темноту.