– Плохо… – невнятно пробормотал он и упал на колени.

– Иван, ты чо? – закричал сосед. – Ты чо на дороге-то? Костюм угробишь, пойдём вон на травку…

Он с трудом приподнял Ивана и почти волоком оттащил его в сторону, под акацию. Иван ухватился правой рукой за тонкую ветку акации, а левую всё прижимал к груди. Глаза его помутнели, он покачнулся и вместе с обломившейся веткой повалился на пожелтевшую осеннюю траву.

– Эй, люди, на помощь, Иван помирает! – испуганно закричал сосед. Прибежали мужики, фельдшер, живший неподалёку, начали трясти Ивана, переворачивать, делать искусственное дыхание, но было поздно…

К вечеру начался дождь и лил, не переставая, целую неделю, так что похороны Ивана были трудными. Суетились соседи, плакали родственники, на крыльце лежал Курган и скулил, а когда из дома выходила Катерина, он становился на задние лапы и тихо лаял, будто спрашивал: «Что здесь происходит?»

Перед тем как выносить гроб, Кургана закрыли в избушке, чтобы не путался под ногами.

Вынесли гроб, поставили посреди ограды на две табуретки. Катерина и старшая дочь рыдали, а Ольга плакала тихо, закрывая глаза ладонью. Сын Володька старался «быть мужиком», и по его скулам гуляли желваки. У изголовья стояла восьмидесятидвухлетняя мать Ивана и молча вытирала белой тряпочкой скупые старческие слёзы. Она схоронила и мужа, и детей своих, и вот хоронила последнего…

Кладбище было недалеко, и гроб отнесли туда на полотенцах. Уже начали закапывать, когда прибежал Курган: он разбил стекло и выскочил в окошко.

Ивана закапывали, а Курган, поскуливая, ходил вокруг. Потом он исчез. Где он был – неизвестно, никто во всей деревне его ни разу не встречал, а когда «на девять ден» пошли на кладбище, чтобы помянуть Ивана, то увидели, что Курган пришёл туда раньше всех: он лежал у могилы.