– Куча проблем! У меня, благодаря тебе. Нет, спасибо, что спасла! Но теперь ты пытаешься втянуть меня в еще большее болото, откуда ни ты, ни я не выберемся. Второе гетто, говоришь? – я киваю. – Так я его не знаю!

О чем он говорит?

– Поясни!

– Я вырос здесь. Мой отец работал мусорщиком и вывозил мусор из центра на окраину. Я знаю здесь каждый угол. Но второе гетто… это уже чужая для меня территория. Прости, кажется, я тебе не помощник.

– Струсил?

– Нет. Просто, не вижу смысла в напрасной смерти! – говорит мне правду Никс.

Мои планы рушатся как карточный домик, который я даже не успела достроить.

– У Ксандера есть не просто деньги. У него есть драгоценные камни. Есть все то, что можно забрать себе, когда я убью его!

– Продолжай, – зажигается азарт в глазах парня. Я мысленно аплодирую.

– Он не из тех, кто живет напоказ. Эти сокровища нигде не значатся и никем не учтены. Как считаешь, это достаточно веская причина лезть в то «болото»?

– Вполне.

– Нам надо как можно быстрее уходить отсюда.

– Будут гости?

– Да.

– И они явно будут не ко мне, – кивает сам себе Никс.

– Верно!

– Тогда, быстрее тащи одежду. Я не горю желанием с ними познакомиться!

После трех месяцев скитаний, у меня появляется нужная мне дорожка. Та дорога, что выведет меня к моей цели.

Я быстро преодолеваю коридор.

Мы находим пристанище на самой окраине первого гетто. Перейти тоннель сейчас невозможно – ночью переходят те, кому есть, что скрывать. Но у этих людей, обычно, есть деньги, которыми можно прикрыть глаза охране и допускающему контролю. У нас с Никсом их нет.

– Куда ты дел деньги, что украл у Роверса? – расстилаю я дырявую циновку на холодном полу заброшенного дома. Тот уже ушел в землю и его окна касаются земли.

– Отдал тем, кто нуждался в них.

– И кто же это был?

– Больница окраины. Ее больные. – трудится Никс над разведением костра в маленькой печи. Об электричестве в этом месте не идет и речи. – Там погиб мой отец. Он так долго и честно работал, а когда ему нужна была операция и кровь для переливания, то в этой больнице ничего не нашлось.

– И ты отдал им деньги, чтобы они могли закупить все необходимое?

– Да. Знаешь, что мне больше всего хотелось тогда? В тот момент, когда мой отец был при смерти? – поворачивается Никс ко мне. Его заплывшее лицо освещается тонким светом от костерка, что ему удается разжечь.

– Что же?

– Чтобы нашу стену прорвали хладные и перебили всех тех, кто прячется от них за стеной!

– Считаешь их справедливыми? Думаешь, они бы не тронули тех, кто живет на окраине?

– Нет, не то чтобы… я знаю, что и здесь есть много тварей, которые заслуживают смерти не меньше, чем центровые. И также знаю, что и в центре еще остались нормальные люди. Их немного, но они есть.

– Не уверена в этом, – отрицательно машу я головой. Подношу руки к огню и грею их: ночи опускаются с пронизывающим холодом.

– Жаль. Надежда, а кем ты считаешь себя?

– Дочерью своего отца! – с вызовом отвечаю я, намекая, что разговор окончен.

– Твоя история становится популярной среди людей. И все больше становится тех, кто не считает тебя чудовищем, а Ксандера – спасителем от тебя.

– Ты не видел, что я могу утворить в гневе, – со вздохом признаюсь я Никсону.

Он ничуть не смущается и улыбается мне той улыбкой, какой позволяет ему разбитая губа и синяк на щеке. Кривится и тут же хватается за ушибленное место, чтобы убаюкать его.

– Пора спать. Нужно отдохнуть, чтобы завтра хватило сил перейти через тоннель.

– Уже завтра? – укладывается на покосившуюся лавку Никс.

– Да. Медлить – это приглашать свою смерть… в моей ситуации.

– Тогда, наши ситуации схожи, – уже зевая соглашается он со мной и отворачивается к стенке.