– Мама, папа, я вернулся.

И всё, эти слова будут дороже всяких богатств мира. Кодиржон акя в неделю раз наведывался ковыляя на деревянной ноге до остановки и там добирался на автобусе до облисполкома, чтобы узнать ответ на свой запрос. Наконец за двумя мальчиками из Белоруссии и Украины приехали родные и со словами благодарности, забрали своих детей. Фамилию Дуси, Кодиржонакя не знал, девочка так и не смогла её назвать. Только имя и откуда девочка была эвакуирована и в каком году и месяце. И всё, других данных о ребёнке не было, но мужчина надеялся, что и её найдут обязательно. Только Мехринисо и Саломат хола в глубине души надеялись, что Дуся останется навсегда с ними. Мальчик Бекмет остался с ними, так как родственники его так и не нашлись, через два долгих года, приехали и за остальными детьми. Остались только Дуся и Бекмет. Собиржона наконец женили, на соседской девушке Мархамат, на которой парень собирался жениться ещё до войны. Большой двор заполнился людьми. Зарезали барашка и приготовили плов, свадьба была в сентябре, поэтому столы были заполнены фруктами, виноградом, дынями и арбузами. Молодым отдали большую комнату, родители перешли в комнату поменьше, в одной комнатке жили Мехринисо с Дусей, а Бекмету поставили железную кроватку в совсем маленькой комнатушке. А зимой приходилось всем спать на большой террасе, там ставили печку буржуйку и топили. Собиржону и Мархамат в комнату, тоже поставили печку, поменьше, не будут же молодые спать со всеми в одной комнате, даже если она и очень большая. Бекмета определили в школу, Дусе исполнилось семь лет и она тоже пошла в первый класс.

Анна вернувшись с фронта домой, принялась за поиски дочери. Она писала во всевозможные инстанции, месяцами отбивая пороги. Но с фамилией Барышева Евдокия Семёновна, детей не было. Анна не отчаивалась, будучи уверенной, что однажды обнимет свою Дусеньку, светловолосую, с голубыми глазками и курносым носиком дочурку. Дуся была не единственной русской девочкой, которая училась в узбекском классе, ведь живя в семье Кодиржонакя и Саломат хола, она быстро научилась говорить по – узбекски, хотя и свой родной русский не забывала. Мехринисо заменила ей мать и Дуся называла её не иначе, как опа, а Саломат хола называла буви, (бабушка) и конечно же Кодиржонакя был для неё дедушкой, бобо. Часто Мехринисо отдавала самый лучший кусок пирога или самсу Дусе, а та целовала её в щёчку и неизменно говорила.

– Рахмат опажон.

Сердце Мехринисо таяло от воркования нежного голоса девочки и спали они обнявшись, постелив на старый коврик курпачи и накрывшись ватным одеялом, который стегала сама Мехринисо. Девочка подрастала, за ней никто не приезжал и Мехринисо успокоилась, уверенная в том, что Дусенька, свет её очей, навсегда останется жить с ними. Но когда Дусе исполнилось одиннадцать лет, однажды ранним утром ноября, в дверь  постучали. Был сорок девятый год, несмотря на карточную систему хлебопродуктов, люди начали оправляться от прошедшей войны, стали одеваться лучше, лучше есть. Мехринисо перешивала из своих платьев, платьица для Дуси и радовалась вместе с девочкой, когда та надевала обнову и кружилась вокруг себя, показывая, как ей нравится новое платье. Анна наконец через детский дом, нашла след дочери и узнала, что весь детский дом расформировали и отправили в Ташкент в сорок втором году. Так же она узнала, что их поезд разбомбили, у Анны чуть сердце не остановилось, когда она услышала об этом. Молодая женщина даже деревню нашла с маленькой станцией, где тогда разбомбили поезд, шедший в Ташкент. Нашла Анна и дом Марии, где провела ночь её Дуся. Открыв калитку, которая никогда и не закрывалась, Анна постучала в дверь дома. Дверь открыл мальчуган, лет четырнадцати.