Бумажный пакет со сладостями, Дуся решила нести сама и не выпускала из рук. Собиржон должен был проводить Анну с дочерью, до вокзала.


– Ну что…давайте прощаться, не то на автобус опоздаете. Лучше на вокзале часик переждать – сказала Саломат хола, крепко обнимая Анну и Дусю, расцеловав их в обе щёчки.


 Мехринисо сдерживалась, чтобы не расплакаться.


– Анна, обещайте следующим летом приехать к нам с Дусей – взволнованно воскликнула девушка.


 Анна прижавшись к ней, сказала.


– Конечно родная моя. Куда ещё мы можем поехать, как не в родной для нас дом? Потом Мехринисо обняла Дусю и целуя её тихо ей говорила.


– Помни всё чему я тебя учила дочка. К чистоте и честности, доброте и меньше говорить, больше слушать – последнюю фразу вместе с ней сказала и Дуся.


И они обе рассмеялись. Дуся крепко обняла за шею Кодиржон акя и поцеловав его, сказала.


– Я так Вас люблю бобо.


 От чего у мужчины заблестели слёзы на глазах, но переборов себя, он сказал.


– Я тоже тебя люблю дочка.


Говорили они на узбекском языке. Очередь подошла и Мархамат прощаться.


– Кеное, желаю, чтобы у Вас родился хорошенький мальчик – сказала Дуся погладив немного выступивший животик невестки.


 Мархамат смутившись, поцеловала быстро Дусю, попрощалась с Анной и убежала в дом. Все вышли за калитку и помахивая на прощанье руками, смотрели вслед уходящей в темноту Дусе. Анна и Дуся тоже помахали руками в ответ и растворились в вечерней темноте улочек.

Собиржон проводил Анну и Дусю до самого вокзала, как наказал отец. Там парень попрощался с ними и успев на последний автобус доехал до Урды. А до дома ещё, ой как далеко. Автобусов не видно, Собиржон оглядываясь назад, пошёл пешком. Было совсем темно и ничего не видно.


– Что ж, так к раннему утру, сразу на работу и дойду – прошептал Собиржон, как услышал позади себя фырканье лошади.


 Парень обернулся и лишь успел чуть отойти в сторону, как перед ним возникла арба, запряжённая старой захудалой лошадкой.


– Собиржон? Ты что это так поздно здесь делаешь? – спросил пожилой мужчина, на узбекском языке, с тюбетейкой на голове и белым яхтаком, вместо рубашки.


– Ааа…это Вы Маматакя? Домой иду, автобусов нет, поздно уже. Гостей на вокзал проводил. За нашей Дусей мама из Ленинграда приезжала – отвечал Собиржон.


– Нашлась значит? Да, дела…а сколько Кодиржон ходил в облисполком? Сколько запросов оставлял? Надо же? Нашлась таки… А точно она, ну…мать Дуси? Ведь и ошибиться могли. А ты садись, вот на арбу садись, вместе то веселее будет ехать. Но! Но, давай! – восклицал, между разговором Маматака, сосед семьи Кодиржонакя из соседней махалли.


Собиржон дважды себя упрашивать не стал, подпрыгнув, он сел на край арбы и свесил ноги.


– Да нет, ошибки нет. Она и паспорт свой показала и метрику нашей Дуси. Даже старая фотокарточка Дуси есть у неё, где девочке года три наверное. Но узнать можно, по волосикам и глазкам. Мехринисо жалко, уж больно привязалась она к девочке – говорил Собиржон.


– Да…дела… А Мехринисо жалко, бедная. Ей бы замуж выйти, да своих детишек родить. Мать она была бы хорошей, да и хозяйка неплохая – говорил Маматакя.


– Ну Вы ведь знаете…у моей сестры глаза нет. А человек она прекрасный, сама доброта – ответил Собиржон.


– Знаю. А что? С лица воду не пить. Кому глаза сейчас нужны? – сказал Маматакя.


Проехав немного молча, Маматакя вдруг повернулся к Собиржону.


– Слушай, ведь в нашей махалле есть мужчина, ну ты его знаешь, Жура, он жену недавно потерял…умерла бедняжка. Так вот…у них двое малых детей осталось,


по – моему мальчик и девочка. Недавно я слышал, жену он ищет себе, детям мать. Он работает, они одни. Тяжело мужчине без женщины, да ещё с детьми. Может сказать ему про Мехринисо? А что? Девушка справная, руки, ноги целые. А что глаза нет…так не беда, не слепа же она совсем. Что скажешь, а Собиржон? – спрашивал Маматакя.