Мехринисо бросила виноватый взгляд на Анну и тут же отвела глаза, под пристальным взглядом той. Потом нагнувшись к Дусе, Мехринисо сказала.

– Невежливо не здороваться с взрослыми Дусенька. Подойди к матери и поздоровайся с ней тоже.

Дуся подняв голову, посмотрела на Мехринисо,.

– Но ведь Вы моя мама опажон – ответила было Дуся, но под пристальным взглядом Мехринисо, опустив голову, побрела к Анне.

– Здравствуйте…тётя. Я со школы пришла – тихо сказала Дуся, подойдя ближе к Анне.

Анна будто ждала дочь, крепко обняв её, она произнесла.

– Здравствуй родная! Доченька моя.

ГЛАВА

Дуся безучастно стояла возле Анны и молча посмотрела на Мехринисо, та кивнула головой, поощряя девочку. После того, как все поели приготовленный в честь гостьи плов, правда вместо мяса, отварили яйца, но получилось очень вкусно, Мехринисо отвела Дусю в дом, сказав ей, что им надо серьёзно поговорить. Анна сидя на тапчане, напряжённо ждала конца разговора и очень волновалась. Через час Мехринисо и Дуся наконец вышли из дома и подошли к Анне, которая с нетерпением ждала их.

– Дуся готова ехать с Вами в Ленинград, домой. Только, если можно, уезжайте сегодня же. А лучше, прямо сейчас – сказала Мехринисо, с трудом сдерживая слёзы.

А Дуся стояла с каменным лицом и смотрела в землю.

– Спасибо Вам…и простите меня – еле проговорила Анна и взяла за руку дочь.

– Я пойду, соберу вещи Дуси – мрачно сказала Мехринисо и быстро вернулась в дом.

Саломат хола сидя на тапчане и наблюдая за ними, тихо плакала, вытирая концом платка, глаза.

Мархамат готовила ужин, перед этим, Саломат хола, попросила мужа Кодиржон акя узнать, когда отходит поезд до Ленинграда.

– Да ведь до вокзала ехать сколько. Может сама бы и сходила, а? Ну что я на своей деревяшке ковылять буду? Так до утра и прохожу. Поезжай сама жена – ответил Кодиржон акя.

 Саломат накинула на голову большой шёлковый платок, белый, в синюю полоску по краям, доставшийся ей ещё от матери и вышла из дома. Женщина вернулась часа через два, пока добралась на двух автобусах до вокзала, пока ждала эти самые автобусы, да потом ещё добиралась обратно до дома. В руках она держала два билета на поезд до Ленинграда, которые и протянула Анне.

– Поезд отходит завтра, поздно вечером, в одиннадцать часов. Так что Вы с Дусей поужинайте завтра пораньше, а я тесто поставлю на ночь, Вам лепёшек на дорогу испеку. Надо ещё картошку пожарить … – говорила она, потом обращаясь к мужу, произнесла.

– Отец. Вы бы у мясника мясо купили, ну что одну картошку то жарить на дорогу? Им ведь ехать долго.

Анна была в растерянности, держа в руках билеты, молодая женщина поверить не могла, что завтра она с дочерью уезжает домой.

– Теперь всё у нас с Дусенькой будет хорошо – тихо прошептала Анна и обращаясь к Саломат холе, спросила.

– Саломат хола. Сколько я Вам за два билета должна? Вы не думайте, у меня деньги есть, я ведь отпускные получила, когда в Ташкент уезжала.

 Саломат хола строго обвела Анну взглядом.

– Эх женщина. Да разве в деньгах счастье? Ты у нас сердце вырываешь, а ты сколько стоит… Эээххх! – выдохнула она и ушла в дом, где Мехринисо сидела с платьицем Дуси и прижав к лицу, плакала.

 Саломат хола на узбекском языке, стала ругать дочь, .

– Ты что? Хоронишь кого что ли? Вытри слёзы, Дуся жива, здорова, это счастье. А где она будет жить, какая разница, лишь бы счастливой была. Ведь не с чужим человеком едет девочка наша, с родной матерью. Её тоже понять нужно, думаешь ей легко? – говорила она.

– Зачем отец запрос на Дусю в облкомитет относил? Не надо было… – не переставая плакать проговорила Мехринисо.