Я откусила кусок пирога и закрыла глаза, чтобы скрыть слёзы. Горькие и отчаянные слёзы обиды.

Даже пожаловаться — и то некому. Не буду же я жаловаться Антонине Павловне на её собственного сына? А подруги… Рассказывать кому-то из них об измене мужа — это надо совсем себя не уважать. Слишком личное и больное, чтобы мусолить всё это, как сплетню.

— Не переживайте, тёть Нин, я просто решила похудеть. Кир сказал, что я после родов поправилась и ему, мол, не нравится. Я расстроилась немного, конечно. И переборщила.

— Веруш, — свекровь вздохнула, и я, открыв глаза, увидела, что она укоризненно качает головой, — мне-то уж не ври, пожалуйста. Мне же не два года как Кате. Я много раз приезжала к вам в последнее время, всё думала поговорить с тобой, но не хотела вмешиваться в ваши отношения с Киром. Я же вижу — ты таешь и унываешь, а Кирилл цветёт и пахнет. Обычно, если люди вместе, они вместе или цветут, или унывают. Что, бабу себе завёл?

Антонина Павловна сказала это не грубо, а ласково и сочувственно — но для меня прозвучало как выстрел из пушки над самым ухом.

И аппетит, которого и так было немного, моментально пропал совсем.

Я положила откушенный кусок пирога обратно на тарелку и, до боли сжав ладони и спрятав их под стол, призналась:

— Завёл.

Отпираться всё равно было бессмысленно. Да и лучше я сама расскажу, чем свекровь будет допрашивать Кирилла.

— Весь в отца, — язвительно фыркнула Антонина Павловна, и у меня едва не упала челюсть. — Что смотришь с таким удивлением? Да, Лёшка от меня однажды загулял. Киру как раз было почти как Кате сейчас — года два-три. Так что я тебя понимаю.

— И… вы?.. — Я не знала, что хочу спросить. Почему она не развелась? Как смогла пережить? Как вообще пустила потом мужа в свою постель? Или её от него не тошнило? Мало ли, все люди разные, может, это я такая исключительная, что готова бежать в туалет от прикосновений Кира.

— Поначалу думала развестись, — кивнула Антонина Павловна, правильно поняв мой невысказанный вопрос. — Но идти мне, как тебе, было некуда. Не обратно же в коммуналку к родителям и трём сёстрам с маленьким ребёнком заявляться? Осталась. Тошно было до невыносимости, но если бы только в этом дело… Я боялась, что однажды не выдержу и просто убью Лёшку.

— Что?! — Я думала, сильнее удивить уже невозможно — но нет, ошиблась…

— Да, Веруш, отвращение к нему испытывала такое, что мама не горюй, — до ненависти. Прям видела, как подхожу — и ножом в пах. И сама своих мыслей боялась. В итоге решила, что на работе будет легче, отдала Кира в сад и вышла на завод.

— Помогла работа?

— Работа — нет. — На лице Антонины Павловны появилась мечтательная улыбка. — Ромка помог. Хороший парень был, вместе работали. Ухаживать за мной начал. — Увидев выражение моего лица, свекровь тихо засмеялась. — Нет, не спала я с ним, не такой у меня характер. Просто отвлеклась от проблем с Лёшкой, поверила, что ещё могу нравиться и другим мужчинам. Мой-то, как узнал, ревновать начал — жу-у-уть! — Она вновь засмеялась, глаза вспыхнули, как бывает, когда вспоминаешь что-то приятное. — И прощения у меня попросил, покаялся, сказал, что ни за что больше на других баб не взглянет. Мне после этого и полегчало — оказалось, что нужно было, чтобы он извинился. В общем, Веруш… Совет, конечно, своеобразный, но ты тоже попробуй отвлечься от переживаний о поступке Кирилла. Познакомься с кем-нибудь, сходи на свидание…

— Где познакомиться-то? — Я фыркнула, разведя руками. — На детской площадке? В поликлинике? В магазине, стоя в очереди за памперсами?

— Веруша, ну кто из нас современная девушка, я или ты? В интернете, конечно.