– Выпьем, дружба, еще по стакашке за твою Клаву!

Выпивая и продолжая с артиллеристом разговор, Кларк ни разу не посмотрел в сторону пограничников, проверяющих у пассажиров-военнослужащих документы.

К столу подошел пограничный наряд – молодой лейтенант и два солдата с автоматами. Офицер попросил предъявить документы. Кларк допил пиво, вытер губы ладонью и неспеша полез в карман. Пока он, позванивая орденами и медалями, доставал толстый бумажник, старшина-артиллерист успел протянуть лейтенанту маленькую книжечку в коричневой обложке и аккуратно сложенную вчетверо бумагу – отпускной билет. Офицер внимательно просматривал документы.

Кларк тем временем вытащил кожаный, видавший виды бумажник, положил его на край стола и раскрыл так небрежно, что все его содержимое посыпалось на пол. Чего только не хранил в своей необъятной утробе этот солдатский бумажник: вырезки из газет времен Отечественной войны, выписки из приказов Главнокомандующего об объявлении благодарности за отличия, письма, какие-то справки, почтовые квитанции, гребенку с зеркальцем, деньги, орденскую книжку, фотографию красивой девушки в украинском костюме, с лентами в толстых русых косах.

Подбирая с пола содержимое бумажника, Кларк улыбался:

– Извиняюсь, товарищи!.. Это я на радостях все свое барахлишко вывернул… Один момент!

– Почему без погон? – строго спросил пограничник. – Прошу предъявить документы!..

– Документы? Пожалуйста!

Кларк нагнулся, взял с пола пачку бумаг, протянул лейтенанту.

– Читайте, там сказано, почему старшина Иван Белограй без погон. Отвоевался! Отслужил честно и благородно, дай бог всякому.

– Когда вы получили пропуск в пограничную зону? – спросил лейтенант.

– Когда?.. Так там же все ясно, по-русски написано. Читайте! Пятого марта сего года.

– Кончается срок действия вашего пропуска. У вас в запасе всего одна неделя.

– Не беспокойтесь, товарищ лейтенант! Продлим, если… если нам не дадут поворот от ворот.

Пограничник положил на край стола бумаги.

– Каким поездом приехали?

– Да этим самым, московским.

– Билет сохранился?

– Билет? Можно и билет. Вот! – Кларк вытряхнул из платка кусочек картона. – Москва – Явор. Годность – трое суток… Стоимость…

– Советую, товарищ, пойти в гостиницу и лечь спать, – сказал на прощанье лейтенант охмелевшему, не в меру разговорчивому демобилизованному старшине.

– Гостиница… А где она?

– Здесь, на вокзале. На третьем этаже.

Лейтенант откозырял и удалился.

Всякий человек, вольно или невольно наблюдавший за Белограем и Воловиком, не мог не подумать, что они вместе ехали в поезде, подружились в дороге и вот теперь ужинают перед разлукой. Именно на это и рассчитывал Кларк.

Диктор объявил по радио, что через полчаса начнется посадка на поезда, следующие в Будапешт и Вену, в Братиславу и Прагу. Старшина-артиллерист с грустью посмотрел на часы, вздохнул.

– Жалко.

– Чего тебе жалко? – спросил Кларк, не подозревая о том, какой опасный последует ответ, во многом решивший его судьбу.

– Только познакомились, а уже надо разлучаться. Вот и жалко. Удивляюсь, Иван: всего один час знаю тебя, а нравишься так, вроде мы с тобой всю жизнь дружили. Чем приворожил?

– Э, есть такое заветное средство. Только не скажу, какое. И не выпытывай. Давай лучше выпьем. Последнюю! – Кларк налил в кружку пива, разбавил его слегка водкой, чокнулся со старшиной. Проделывая все это, он незаметно косил глазами в сторону сидящего за соседним столиком железнодорожника, – слышал ли тот неуместное признание старшины, не вызвало ли оно у него настороженности?

Молодой машинист беспечно пил пиво, дымил сигаретой. «Ничего не слышал», – успокоил себя Кларк.