Учитель наш журнал держал,
Класс от восторга замирал.
Мою фамилию читает,
Класс в мою сторону кивает,
Учитель вновь по центру встал,
Свой рот открыл и продолжал:
«Студентов местная орда
Французов чуть не подвела,
Хотели в оборот их взять,
Опомнились, им благодать.
У них отличный есть пример,
Как нужно жить в СССР,
Всех главарей сажать в темницу,
На каторгу студентов, в Ниццу».
Учитель вслух опять мечтает,
Войну с французом вспоминает,
«Нам не понять этих месье,
Одно дерьмо в их голове.
Французам этим не понять,
Как трудно Магадан поднять,
Как трудно жить на Валааме,
Известно только «русской маме».
Учитель дальше продолжал,
Весну он в Праге вспоминал,
Про танки наши вспомнил он,
И резолюцию ООН.
Кричит, что чехи все зажрались,
Американцам все продались,
Мы наведём порядок в Праге,
Сказал генсек наш на параде.
А эти крысы-диссиденты,
Кремлю враждебны элементы,
Плюют на наши постаменты, —
Обидные для нас моменты.
Кто успокоит эту мразь,
Давно наглеющую всласть?
Наган, обойма и курок!
За дверью прозвенел звонок.
И снова дети дружно встали,
На улицу играть бежали,
Я не бегу и не дремлю,
Сижу, в окно на храм смотрю.
Учитель вновь мне говорит:
«Душа моя давно болит,
Глаза мои бы не видали,
Как предки наши храм ломали.
Кресты сбивали, купола,
Иконы шли все на дрова,
Топили ими дом слепых,
Огнём вознесся лик Святых.
Всю утварь из церквей тащили,
Старушки местные все выли.
Портреты вешали вождей,
Из храмов сделали музей.
Музей людей наших убогих,
Музей вождей всех однобоких,
Музей заветов Ильича,
Да вон висит он, саранча.
У нас на стенке свой Ильич,
В красивой рамке старый хрыч,
Висит, всю пыль в себя вбирает,
Кто, подлого, его не знает!
Ах, дети, все вы октябрята,
Вы юные страны орлята,
Вы серп и молот понесёте,
Про Ильича всегда поёте».
«Тебе всю жизнь перекосили,
Тебя, похоже, не крестили», —
Продолжил со стены Ильич,
В ночи лесной картавый сыч.
«Жаль, крепко к стенке я прибит,
На тросе мой портрет висит,
Но, если бы ослабла нить,
Я научил тебя бы жить».
«Нет, нет, не допусти Господь,
Из стенки вынуть старый гвоздь,
Ты, наш завхоз, давай прибей,
Портрет к стене ещё сильней.
Не приведи Господь, случится,
Что наш Ильич вдруг возродится,
Сметёт он в хаос всю страну,
Развяжет новую войну.
Придёт и призрак, весь косматый
Карл Маркс, чертяга бородатый,
И свяжут в красный узел всех!
Не наводи меня на грех».
Учитель вновь вскипел до края:
«Гляди, Ильич, какая краля,
Научит жизни он меня,
Не заросла его стерня!
Ты посмотри на этот храм,
Вам, коммунистам, стыд и срам,
До основанья всё ломали:
Фашисты так не поступали.
Людей вы православной веры
Отправили всех на галеры,
Сибирь им всем родная мать.
Тебя, Ильич, им не достать…
Из пьяни нищей, из отбросов,
Слепили тысячу колхозов,
В село послали продотряд,
Бегут оттуда все подряд.
Партийным стал любой колхоз,
Тюрьма – всем, даже за навоз.
Скажи, наш маленький завхоз, —
Учитель задает вопрос, —
Как храм родной нам оживить,
Святой водою окропить,
Затем людей всех пригласить,
Народ весь Русский освятить.
Глаза забиты кумачом,
Вон той заразой, Ильичом,
Красивый храм хотят глаза!»,
Как искра брызнула слеза.
Учителя я пожалел,
Сказал ему, что не посмел,
Вступать в их скромный диалог,
Благослови, Господь мой, Бог.
«Вам память нужно освежить,
В субботу в Божий храм сходить.
Придя, поставить Богу свечку
И вспомнить бедную овечку,
К иконе, ко Святой Марии,
Которую все поносили,
Прийти, поцеловать оклад,
Поймать её душевный взгляд.
Угодника вы, Николая,
Просите, Бога вспоминая,
Чтобы простил ваши грехи,
Господь Иисус, нас всех спаси.
И так вы год должны молиться,
Чтоб от грехов своих отмыться,
Чтоб благодать на вас спустилась,
Чтоб ваша мать вами гордилась.