Взять Зимний приступом дворец,
И с церкви сбить Святой венец.
Ильич на стенке удивился,
Вновь чудом на пол не свалился,
(Тугую привязали нить,
Теперь уж точно не свалить).
И я сказал: «Наверно, зря
Холопы сбросили Царя,
Помазанник он всё же Бога,
В народ ведёт его дорога.
Чекисты подлость совершили,
Царя с царицей застрелили,
С детьми жестоко обошлись,
Штыки о сердце обожглись».
Мой детский разум, продолжая:
«Чем думали, царя свергая,
Что манна упадёт с небес?
А вылез всенародный бес.
Поверг Россию в нищету,
В гражданскую втянул войну,
Народы голодом морил,
Про Крупскую совсем забыл.
Детей не даровал им Бог,
Отсюда и в мозгах порок,
Россию немцам он продал:
Иуда так не поступал!
Стоит «Аврора» у причала,
Нет ни конца, и нет начала,
Висит на ней бесовский флаг,
Весь в орденах кровавый стяг.
Да лучше б вовсе утопили,
Мозги народу не мутили,
Консервной банки гниль, труха,
А ей дают всё ордена.
Учитель и Ильич очнулись,
Между собой переглянулись,
Опять он начал выступать,
Царя и Бога прославлять.
Ильич уже хотел упасть,
А я шепчу: «Что за напасть,
Стальная нить крепка, цела,
Нет на тебя, Ильич, стекла».
Учитель мне: «Ах ты, подлец,
Ты – нехороший сорванец.
Аврора, мол, плохая стала?
Она в войну нас всех спасала».
А я учителю в ответ:
«Да если б не стрельнул корвет,
Страна не знала б голытьбы,
И не было б тогда войны.
Всем говорил Бог Аполлон,
Когда входил на стадион,
Аврора – это от души,
Богиня утренней зари».
«Опять про Бога он твердит», —
Учитель детям говорит,
Мы все – весёлые ребята,
И наше имя – октябрята!
Вас в пионеры примут скоро,
Повяжут галстуки на горло,
И кинут клич: «Ты будь готов»,
Ответ один: «Всегда готов!».
Опять сомнение в мозгах,
Учитель наш, как на дрожжах,
Кричит, что я такой-сякой,
А надо мной опять Святой.
Учитель быстро говорит:
«Подводный флот наш знаменит,
Врагам на море даст отпор,
Под компасом лежит топор.
Мы что-то там не рассчитали,
Подлодку в море подорвали,
Лежит она на самом дне,
На горе всей нашей стране».
Учитель быстро говорит:
«Вьетнам в огне давно горит,
Бомбят его американцы,
Для нас злодеи и заср>*нцы.
Наш друг, товарищ Хо Ши Мин,
Всему Вьетнаму господин,
Войска свои он в бой ведёт,
Американцев всех порвёт».
Ещё про джунгли нам сказал,
Что пару раз там побывал,
Большую видел обезьяну,
Орал, кричал, он вспомнил маму.
Вдруг наш учитель побледнел,
За стол тихонечко присел,
Слезинки с глаз его катились,
Мы дружно все насторожились.
Рыдая, выдавил он хрип:
«Гагарин Юрий наш погиб,
Испытывал он самолёт,
Кто-то прервал его полёт.
На МИГе ввысь, в полёт летели,
Да, что-то там не досмотрели,
Он первым был в гостях у Бога,
Теперь обратная дорога.
На Красной площади светло,
Несёт его политбюро,
Лафет, колёса, сильный скрип,
В стене Кремлёвской Юра спит.
Весь мир встречал его с цветами
И провожал его с цветами,
Огромный был авторитет,
Подпортил чей-то он портрет.
Скорбим о Юре, просим Бога,
Душа летит его с порога,
Любви не просим, лишь добра,
Любимым Юрий был всегда».
Учитель перешёл на крик:
«Убит наш Мартин Лютер Кинг!
Американцы не простили,
Их идеалы раздавили.
Проклятый империализм,
Как Гитлера родной фашизм,
Страны героев не щадили,
Роберта Кеннеди убили».
Недолго мой сатрап ревел,
Звонок давно уже звенел,
Зовёт ребят всех отдохнуть,
На жизнь по-новому взглянуть.
Для всех детей есть перемена,
А для меня одна проблема,
И вновь учитель мне кричит:
«Мой мозг уже давно кипит,
Тело не спит, воздух глотая,
Дорога в жизнь моя кривая,
Глаза всё ищут амулет,
Ильич висит, а счастья нет!».
Опять Ильич перекосился,
Учитель снова удивился,
Портрет учителю в ответ:
«Да я ж твой верный амулет,
Ильич, ведь ты же не крещёный,
Учитель наш умалишённый,
Ведь ты подобен сатане,