После чего решительно пошли на штурм города, призывая на помощь святых страстотерпцев Бориса и Глеба такими словами: «Как некогда новгородскому великому князю Александру Невскому вы явились плывущими в ладье и даровали победу над противостоящими шведами, так же и нам ныне помогайте молитвами вашими, помощью Всесильного в Троице прославляемого Бога и заступничеством Пресвятой Богородицы.
И так с помощью святых страстотерпцев Бориса и Глеба, в день памяти святых, 24 июля 6689 (1181) года новгородцы захватили эту крепость и побили множество чуди и вотяков, некоторые же из которых по лесам разбежались. После чего, по данному обету, новгородцы поставили в том городе церковь во имя святых Бориса и Глеба и назвали его Никулицыным»15.
Не надо быть великим историком, чтобы найти в этом эмоциональном и исполненном почтения к предкам рассказе досадную ошибку. Очевидно, что 24 июля 1181 года во время штурма Болванского городка новгородцы не могли вспоминать победу князя Александра над шведами на реке Неве, которую он одержит только через шестьдесят лет после описанных в «Повести» событий.
Ученые давно спорят о том, как столь очевидный «ляп» мог выйти из-под пера столь уважаемого автора как Семен Поповых, которого потомки могли бы с полным правом назвать первым вятским историком. Вполне возможно, что эта вставка – не более чем литературный прием, благодаря которому, по мысли автора «Повести», вятчане могли бы ощутить родство с одним из величайших людей нашего Отечества святым благоверным великим князем Александром.
Однако именно эта вставка позволила Александру Степановичу Верещагину (1835—1908) предположить, что описанное вятским книжником событие, на самом деле, произошло двумя веками позже. Что это ничто иное, как широко известный по русским летописям поход новгородских ушкуйников 1374 года, который автор «Повести», по ошибке или намеренно, удревнил, чтобы связать начальную историю вятчан с историей знаменитых новгородцев.
«Кто знает, – писал Верещагин, – может быть, и наш составитель „Повести“, по тем же побуждениям, букву летописного известия (6882 – 1374), обозначающую 800, заметил буквой, обозначающей 600 (6682 – 1174), и такой ничтожной, по-видимому, „поправкой“ поход новгородцев на Вятку отнес ко времени более раннему, чем он был, ровно на двести лет»16.
Так в начале XX века предками вятчан стали не холопы или самовласцы, а ушкуйники – речные пираты, без разбора грабившие всех, кто попадался им на пути. К сожалению, так принято считать до сих пор. Доказательством чему является предстоящий юбилей г. Кирова, который официально ведет свою историю от похода ушкуйников 1374 года и в 2024 году намерен отметить свое 650-летие. Хотя даже сам Верещагин писал, что это лишь гипотеза, не более.
Какого же мы рода? С кем когда-то «повелись» наши предки – с холопами, самовласцами или ушкуйниками? Какие черты их характера живут в нас и определяют не только сегодняшний день, но также будущее Вятской земли?
Так случилось, что ответы на эти вопросы, в значительной степени, зависят от понимания того, что произошло в Никульчино 24 июля 1181 года.
Живая история
В этом месте, просто, обязаны прозвучать знаменитые слова Николая Ивановича Костомарова (1817 – 1885) о том, что «нет ничего в русской истории темнее судьбы Вятки и земли ее»17. И они обязательно прозвучат. С единственной поправкой, что впервые эти слова были произнесены полтора века назад. С тех пор трудами сонма подвижников, беззаветно любящих родной край, мрак вятской истории удалось мало-помалу рассеять, и сегодня она уже не выглядит настолько темной, как когда-то это показалось знаменитому историку.