– О! Мухтарыч! – воскликнул Эдик. – Ты вернулся!

– А ты сомневался? – улыбался я.

– Фу! Это от тебя так водкой пахнет? Ну дела…

– От него, – хитро кивнул я на пса. – Поехали.

Эдик завел машину, и мы тронулись.

– Ну все, победил ворюгу! – радовался Эдик, кивая через плечо на подъезд Ершова.

– Да нормальный он мужик, просто чахнет с тоски. Один остался. После ранения хромает, говорит, врачеватели вообще не давали прогнозов, что на ноги встанет. Карабкается, как может, вот и решил Мухтара забрать, чтобы радость в жизни была.

– А как ты без Мухтарыча? И я не понял? Ты подружился с этим, что ли?

– Обещал ему помочь… Да и врачу бы его показать знающему. Есть у тебя знакомые подходящие?

– Не надо врачу, у меня костоправ хороший есть. Он у меня кожанку брал и кроссовки. Как раз таких, как твой хромоног, на ноги ставит.

– Костоправ? – с сомнением переспросил я.

– Не веришь? Я тоже не верил, а вот когда маман скрутило, никто не мог недуг снять. А он за три сеанса омолодил. Сам бы не поверил, если бы своими глазами не видел. И вроде ерунда такая, что-то надавил, где-то подтянул, разгладил, дернул. И на тебе! Человек оживает. Забыл, как метод называется по-умному…

– Мануальная терапия, – подсказал я.

– Точно! А ты откуда знаешь?

– В журнале читал, «Наука и жизнь».

Хотя костоправство существовало ещё в Российской империи, да и в Советском Союзе повсеместно практиковалось вне медицинских учреждений, по большей части на дому, медицинский интерес к мануальной терапии обозначился совсем недавно. Но пока еще не достиг своего расцвета.

– Вот давай к нему и свозим твоего инвалида, только тут такая штука – целитель берет дорого… Потянет твой подопечный?

– Сколько?

– Чирик за сеанс. А их, может, и не один десяток понадобится.

– Разберемся. Ты пока разузнай, когда можно привезти больного.

– Хорошо, я созвонюсь с ним.

Весь личный состав Зарыбинского ГОВД собрался во внутреннем дворике. Сотрудники в белых рубашках, что называется, при параде. У кого имелся парадный китель (с золотыми галунами погон), те надели их и выглядели особенно торжественно. У меня второго кителя не было, как-то не успел получить, и был в повседневном. Но в идеально вычищенном и отглаженном. День сегодня особенный, мы ожидали приезда начальника главка – генерала Строкина.

Кулебякин суетился, бесконечно приглаживал усы и покрикивал на сотрудников. То ему туфли казались у некоторых сотрудников не слишком тщательно начищенными, то форма недостаточно отутюженной, а лицо не так уж и гладко выбритым. Даже щеголю Казаряну досталось за криво болтающийся на его шее форменный галстук.

– Едут! – из окна первого этажа выглянул Баночкин.

Он как дежурный был на стреме и караулил приезд высокого гостя.

– Прекратить бубнеж, – замахал руками майор на сотрудников. – Я пойду встречать, а вы – чтоб ни-ни! Ядрёна сивуха! Ясно?

Чего ни-ни – не понятно, но спорить и уточнять никто не стал.

– Да-а… – раздался в ответ нестройный хор.

– Не да, а так точно! – чуть не выдернул себе ус шеф. – Войско, твою мать! Эх…

– Да не кипишуйте, Петр Петрович, – я подошел к шефу и стал негромко вещать ему, чтобы никто не слышал, как наставляю. – Награждать же, вроде, едет, а не с проверкой.

– Ох, Сан Саныч, – вытер рукавом лоб Кулебякин. – Сроду к нам такие делегации не приезжали с поздравлениями. Чтобы вот так поощрить перед строем, да еще сам Строкин, а не кадровик его? Чую, накрутят хвоста, а у меня перевод на носу. Вот и волнуюсь с утра… Три кружки кофе выпил и полпачки скурил.

– Да все нормально будет.

Майор повернулся к строю и проговорил уже громко: