– У пристани, первый дом слева. Спросите Демидыча. Он всегда дома. За небольшую мзду хоть в ад увезет, – мрачно выдала она.

– Отлично… В ад мы не торопимся, а вот в Михайловск нужно поспеть… Причем срочно, – понизив голос, я проговорил: – И если что, гражданочка, будьте аккуратнее. Дверь заприте, в окрестностях у вас беглые зэки объявились. Скорее всего, они в Михайловск двинули, но мало ли?

– Зэки? – переспросила женщина, а я подумал, может, и слов они таких здесь не знают. Темнота… И добавил: – Каторжники беглые. Ферштейн? Еще раз звиняйте, хозяйка, мы ушли.

И мы с Тулушем вышли, а я поплотнее прикрыл дверь. Напарник семенил за мной, что-то пытаясь мне сказать. Торопливо и сбивчиво.

– Не сейчас, друг, – осадил я его. – Нужно сделать все быстро и четко… Иди за мной и не болтай.

– Но, Саныч, тама… – пытался возражать Тулуш.

– Тише! Тише… молчи… У меня план! Ты все испортишь.

– Я хотел сказать, что там… – пытался донести до меня Тулуш, но навстречу нам попался местный житель. Парнишка лет пятнадцати. Интересно, как он в школу ходит? На лодке?

– Эй, пацан, – окликнул его я, и тот с радостью к нам подошел.

Для местных любой гость был в диковинку и вызывал сильнейшее любопытство.

– Здрасьте, – улыбнулся он и сверкнул на солнце кляксами веснушек.

– Где Демидыча найти?

– А на кой он вам, дядя? – спросил ушлый паренек, при этом с нескрываемым интересом разглядывая Тулуша.

– Лодка нужна до Михайловска, с мотором, – громко и четко произнес я, чтобы вся улица меня слышала.

Она вроде и пуста, но я знал, что сейчас из-за шторок и оконных «паутинок» на меня таращатся несколько пар глаз из окрестных домов. Здесь нет телевизора и кинотеатра, и самое лучшее развлечение для местных – это смотреть в окно, особенно в такой момент, когда на улице «показывают» разных чужаков и Тулушей.

– Дай рупь, провожу, – нагло щурился рыжий.

– Харя не треснет? Много тебе будет, на вот мелочь, – я отсыпал ему в ладонь медяков, которые завалялись в кармане олимпийки.

Конечно, Демидыча я бы и сам нашел, сказали же – у пристани, первый дом слева, но нужно разыграть перед деревней представление, иначе не поверят.

– Вот ты жмот, дядя, – цокнул парень.

– Поговори еще, – я отвесил ему легкий профилактический подзатыльник. – Веди к Демидычу.

– Пошли… – почесав затылок, парень присмирел и повел нас к реке.

На пологом берегу лежала россыпь самодельных деревянных лодок разной степени потертости. Длинные и узкие, как африканские гавиалы. Борта изнутри и днище у наиболее старых залиты гудроном, как черным панцирем. Некоторые лодки метров по семь-десять длиной. Для местных лодка – это все, и машина, и грузовик, и средство связи с внешним миром. На такие деревяги они грузили до тонны груза. Ходили они на них на покосы, возили сено, доски, сопровождали сплав бревен. Ну и, естественно, рыбачили. Ставили сети и рыжовки.

– Эво его дом, – махнул рукой на хибарку почти на самом берегу пацан.

– Свободен, спасибо.

– Дядь, дай сигаретку!

– Мал еще, пшел! – изобразил я городского пижона (а в понимании местных – наверное, скорее, барина), который простой люд не только не признает, а вообще презирает.

– Ну точно жмот! – прокричал пацан и рванул бежать прочь.

– Зачем так громко говорить, Саныча? – дивился Тулуш. – Вся деревня знать, что мы здесь. И хуже – что мы плыть собрались.

– Так нужно, – я хотел уже было объяснить ему мой план, но из-за ветхой изгороди, больше обозначавшей границы, чем защищавшей участок, выглянула бородатая морщинистая морда в картузе и с цигаркой в зубах.

– Чаво нать, городские? – прошамкала морда полубеззубым ртом.