– Эти могут разжиться оружием, да… им не в первой… – кивнула Вера, а потом прикусила губу, будто опомнилась и не хотела больше ничего рассказывать.

Я отвел ее в сторонку, потянув за локоток, и вполголоса спросил:

– Слушай, Вера Андреевна… Выкладывай, что знаешь. Мы тут не в бирюльки играем, а, возможно, и даже скорее всего, рискуем жизнью. И вот чтобы риск этот был меньше или чтоб вовсе его избежать, расскажи нормально, кто они и что собой представляют. Я же вижу, ты информацией владеешь гораздо больше меня. Что ты скрываешь?

Следачка вздохнула, подумала, а потом посмотрела мне в глаза и серьезно спросила:

– Обещаешь никому не говорить?

– Что именно? Информацию о беглецах? Ее скоро по всем ориентировкам раструбят.

– Нет… о том, что это именно я тебе рассказала.

– А ты вообще у нас кто? – я тоже не сводил с нее взгляда.

– Следователь Зарыбинской прокуратуры, – отрапортовала девушка заезженную и привычную фразу.

– Ну-ну… ладно… будем так считать. Обещаю молчать. Рассказывай уже.

– Это долгая история, ты сам сказал, что нужно успеть в деревню. Я тебе обязательно все подробно расскажу, как будет время, обещаю, Саша, а пока могу сказать одно – это очень опасные люди. Их надо остановить.

– Назови статьи по которым они осуждены, и мне этого будет достаточно, я сам составлю их, так сказать, портрет.

– Самые безобидные в их послужном списке – это вооруженный разбой, еще есть убийства, изнасилования.

– Добро… Принял. Но потом ты мне все-все расскажешь. А теперь выдвигаемся. Вперед! Не отставайте.

И я первым устремился вниз по реке, перейдя на легкий бег. Еще час мы мотылялись по заросшим тропам, пока, наконец, вышли к деревушке. Та расположилась в живописной долине на берегу реки, где лес отступил, а из земли торчали деревянные избы без фундамента.

– Будто в прошлый век попала, – прошептала Вера, оглядывая небольшое поселение, состоящее из одной единственной улицы без названия. Лишь пасущееся стадо коров, голов на два десятка, что щипали уже желтеющую траву между нами и домишками, говорило о том, что деревушка эта жилая. Без рогатых выглядела она уснувшей навеки, с заросшими огородами и покосившимися домами. Без фундамента часть из них буквально вросла в землю, а у некоторых завалились углы, отчего строения казались особенно старыми и шаткими.

Место не проездное и глухое. Я слышал про Мохово, что деревня попадала в условную зону затопления в связи со строительством Угледарской ГЭС на реке. И всех жителей много лет назад переселили. ГЭС построили, запустили, а Мохово так и не затопило. Некоторые местные вернулись в поселение и стали жить как прежде. Только как прежде уже не получилось – эту деревню уже навсегда вычеркнули из реестра населенных пунктов, тут даже электричества не было. Глухомань полная. Рыбный промысел и коровы, вот и все занятие немногочилсенных местных жителей. Здесь сохранялось что-то вроде артели, наподобие тех, которые двадцать лет назад пали от рук Хрущева.

– Тихо-то как, – Вера вглядывалась в домишки с каким-то мистическим трепетом. – Ни души…

– Тишина обманчива, – резко проговорил я. – Там они засели, как пить дать. Что думаешь, Тулуш?

– Человеки кушать хотеть, оружие хотеть, отдых хотеть. Там они, там где-то… да…

Насчет усталости-то я и не подумал. Сам уже изрядно вымотался, а беглецы – тем более, ведь они больше нас протопали. Шли в Зарыбинск, а потом мы их спугнули и обратно погнали.

– Я пойду один, разведаю, – я спрятал наган за пояс, под олимпийку.

– Один нельзя, – замотал головой Тулуш. – Я тоже пойду…

– Я с вами, – нахмурилась Вера.

– Нет, опасно, – твёрдо возразил я и передал ей поводок Мухтара. – Держи… Жди здесь, в кустах, пес будет тебя охранять, если почешешь ему за ухом, конечно…