И убрал номер в карман сумки, бережно ее свернув, будто это был ценнейший древний свиток, дающий силу, уверенность в себе и прочую родительскую магию.

В это время в дверь постучали.

– Войдите, – крикнул я.

Это была кадровичка. Сегодня она выглядела особенно прекрасно. Форма ее красила, особенно перешитая и четко подогнанная по соблазнительной фигуре. Сверкала звёздочками на погонах и обворожительной улыбкой. Солнышко, что протиснулось за ней в приоткрытую дверь, сияло бронзой в ее волосах. Загорелая и подтянутая женщина смотрелась жемчужинкой ГОВД, сильно отличаясь от среднестатистической советской женщины. Батя раскрыл рот.

– Ой, извините, – хихикнула Мария. – Александр Александрович, я слышала, к вам родители приехали.

– Ну? – уставился я на нее вопросительно.

– Я вам тут чайник принесла, чаевничать наверняка будете. Вот… – она прошла к столу и поставила чайник.

Вернее, не прошла, а продефилировала. Перекаты ее ягодиц проплыли рядом с батиным лицом. Тот так и сидел, раскрыв рот. Ах ты, хитрая птичка.

– Спасибо, позже занесу, – кивнул я, а про себя подумал, неужели она на знакомство с моими родителями замахнулась?

Но Маша оказалась на высоте, марку держала и ничего такого не делала, чтобы навязаться.

– Александр Александрович, я потом сама у вас его заберу. Все, все, ухожу, – подпорхнула кадровичка к двери уже быстрее, чем к столу.

И скрылась прекрасной бабочкой за дверью.

– Хм-м… – чесал батя макушку. – Это… это кто был?

– Коллега. Инспектор кадров.

– Целый старший лейтенант тебе чайники носит?

– Да ерунда, – отмахнулся я. – Милиционеров ведь много, а кинолог один.

На этом посещения не закончились. Снова стук, и снова я крикнул, чтобы входили.

– Саныч, – дверь распахнулась, но солнце перегородил Баночкин. – Там это самое… Кражу заявили. Там, вроде, ерунда, но ты сам говорил, тебя везде звать нужно, даже на малозначительные. Чтобы это самое… Показатели поднять ты собирался.

– Не сегодня, Миха, видишь, у меня родители, да и Мухтар занят – купается.

– Понял, – кивнул старлей и попятился на выход. – Здрасьте.

Кивнул он моим родителям.

– В сводку-то меня не забудь вписать, – распорядился я уже ему вдогонку. – И следаку напомни, чтобы в протокол включил мое участие.

– Сделаем, – старлей ушел.

Немая сцена… Мать тихо охала, у бати на лице читалась напряженная внутренняя работа. Казалось, я даже чувствую запах жженых мозгов. Не знаю, как на самом деле они должны пахнуть, но на подсознании чувствовал. Но оказалось, что и это еще был не финал.

Баночкин вдруг через пару секунд вернулся и спросил:

– Там это самое… Забыл совсем, Саныч, к тебе узбек пришел. Пускать?

– Какой еще узбек? – вскинул я бровь.

– Да не знаю, нервный какой-то. Говорит, что у него друг тут кинологом работает, а я его, видите ли, не пускаю.

– А что он еще тебе сказал?

– Да ругался на своем, таджикском. А по-русски сказал: «Чтоб у тебя батур отсох».

– А! Это Нурик. Пропусти.

– С машиной?

– С какой еще машиной?

– Ну он на грузовике приехал. Груз, говорит, тебе привез.

– Быстро управился шельмец. Конечно, с машиной. Пойду встречу его, – я повернулся к изумленным родителям. – Сидите здесь, скоро буду. Дела не ждут.

Вышел за ворота, там козырно облокотившись о крыло ГАЗика стоял Нурлан.

– О, Мороз! Принимай товар!

– Так быстро? – приятно удивился я.

– Ну а чо тянуть-на? Казах сказал, казах сделал! Как и договаривались… Сотка с тебя за холодос, и мне на курево и на бензин сколько не жалко.

Я прищурился. Своего Нурик не упустит, тут надо ухо востро держать.

– Бензин-то у тебя тыренный.

– Ну так, а время же я потратил, – не теряясь, ответил тот.