– Манька, что ли? Знать я ее не знал, но часто видел. Ох, и натерпелась она тут у нас! Да уж, почитай, месяца четыре прошло, как сбежала.

– А от чего сбежала? – Ивлев внимательно посмотрел на деда Матвея.

– Да тут такая история вышла, что без четвертинки не разберешься, – сипло проговорил старик.

– Будет Вам на бутылку, Матвей Спиридонович, расскажите подробней.

– Значит, так, где-то в конце марта объявилась у нашей бабы Дуни жиличка. Привезла она ее из райцентра. Евдокия туда часто ездит. Дочка там у нее живет. Привезла она, значит, жиличку, а жиличка невысокая, вся такая субтильная, чистенькая такая, глазища с пол-лица. Ходила поначалу в магазин, продукты покупала. Всем выкает, здоровается. Приглянулась она тут менту здешнему – Ваське Гузику. Стал он к ней клинья подбивать, а она ни в какую. Попробовал в светелку к ней залезть, так она его палкой огрела и от ворот поворот дала. Неделю, блин, с фингалом под глазом ходил. Ну, уж такого наш Васька вынести никак не мог. Авторитет он у нас здешний. Все под ним ходят, и с районным начальством знается. Он все к Нюрке-буфетчице захаживал, дела какие-то с ней обделывал да постель делил. А тут ему вдруг, вишь, городскую захотелось. У нас тут Васька-мент, Нюрка-буфетчица да Галька-продавец – первые люди на деревне. Все через них. Так и держатся, блин, вместе. Ну, прямо как партком при Брежневе. Поговорил Васька со своим парткомом по душам, да еще и ватагу подключил. Как начали они городскую шпынять, проходу ей не давали.

– О какой ватаге Вы говорите? – спросил Артем.

– Да есть у Васьки здесь человек шесть мужиков при деле. Друг за дружку горой. Да и любители бухнуть ему всегда помогут. Ну и пошло-поехало. Увидят Маньку на улице – и давай шалить: кто вслед плюнет ненароком, кто прямо под ноги, кто смехом проводит. А Валерка, Гальки-продавщицы мужик, тот, блин, вообще проворней всех оказался. Как увидит Маньку, так и давай на всю улицу кричать: «Ах, ты п.…а городская, всем дала, а мне не хочешь! Доберусь я до тебя сегодня вечером!»

– И что, добрался? – Ивлев скрипнул зубами.

– Да какой там, мордой не вышел, да и Галька всегда на стреме стоит. А как уж Нюрка – буфетчица отводила душу. – Дед вздохнул и покачал головой. – Это надо было видеть! Она у нас баба видная, пройдет – нельзя не заметить. Так она соберет вокруг себя баб побольше, да давай Маньку травить:

– Что приехала, п.…а грязная, за мужиками нашими? Тебя твой выгнал, так ты решила с чужими побаловаться? Да ты сначала отмойся! Что зенки вылупила? Я вот тебя, блин, за космы сейчас так оттаскаю, что мало не покажется!

Манька перестала выходить из дома. Баба Дуня жалела жиличку, поначалу продукты ей из магазина носила. Та целыми днями в светелке сидела или по саду прогуливалась. А Ваське все неймется, обидели, вишь, его. Мне сосед про него рассказывал, с ним кто-то из друзей Гузика поделился. Встретил Васька на улице бабу Дуню и говорит ей:

– Ты, бабка, гони прочь жиличку, пока Надька, внучка твоя, на улице давать не стала.

– Побойся, Вася, Бога. Я ж тебя мальцом нянчила. Надюшке моей только семнадцать, дите ведь еще. Не срами ребенка, ей же замуж выходить.

– Под кустом свадьбу и сыграем, – рассмеялся Гузик.

Перепугал мент бабку совсем. Она на следующий день внучку к дочке отвезла, а жиличке в постое отказала.

– Да, – протяжно вздохнул Артем, – неисповедимы пути Господни. Зоркий глаз у Вас, Матвей Спиридонович, вот Вам на бутылку. Нам пора, Оленька. – Ивлев протянул деду несколько сотенных купюр, взял за руку ошарашенную, молчащую Ольгу и повел ее к машине. Дед положил деньги в карман, крякнул и, тяжело поднявшись со скамьи, направился по асфальтовой дорожке к магазину. После рассказа деда Матвея Ольга долго не могла прийти в себя.