– Ты сегодня пил таблетки? – неожиданно спросила мама.
– Конечно, утром.
– Не забудь выпить их после еды.
Эти таблетки волновали всех, кроме меня. Отец сходил с ума, когда я забывал их принимать, мама сердилась, когда я говорил, что мне они больше ни к чему. Но никто слушать меня не хотел, ведь психотерапевт знает меня лучше, чем я сам себя.
– Ты же знаешь, что я помню. Зачем постоянно спрашивать?
– Потому что твоё лечение – моя забота.
Хлопнула входная дверь и в столовую вошёл папа. Взъерошенный, возмущённый.
– Почему ты никогда не закрываешь дверь? – спросил он маму, забыв поздороваться с нами.
– Я знала, что ты сейчас придёшь, поэтому…
– Боже, я же просил больше не делать так.
Он ушёл в гостиную, а затем вернулся к нам, без чёрной куртки, без портфеля, с закатанными рукавами. Он помыл руки и сел за стол.
– Тебе налить кофе?
– Конечно, – согласился папа, а после отломил ложечкой кусочек пирога и посмотрел на меня, на мою пустую тарелку.
– Привет, – нелепо поздоровался я.
– Ты уже выпил таблетки?
– Да что же это такое… – я закатил глаза и встал со стула.– Спасибо за ужин.
– Что я такого спросил-то? – я слышал его голос, когда поднимался по лестнице к себе в комнату, а в ответ мама наверняка махнула рукой. Якобы, пусть идёт, чёрт знает, что у него на уме.
Я долго стоял в ванной, разглядывая себя и свои синяки под глазами в отражении. В руках жёлтая баночка с моей фамилией. Родители называли это затянувшимся посттравматическим синдромом, но я опять был не согласен. Меня ничего не тревожило, ни кошмары, ни призраки прошлого, ни страх. В отличие от отца, вот у кого на самом деле был посттравматический синдром, который смог бы объяснить его зацикленность на закрытых дверях и окнах, на том, чтобы мы с первых секунд отвечали на его звонки. Когда у него находится время, он подбрасывает Бек до школы и забирает после неё. Она возмущается, хочет на школьном автобусе, там её друзья, но папа не доверяет никому. Даже водителям.
Я набрал немного холодной воды в стакан, положил таблетку на язык, запил и вышел из ванной. Спальня у меня была большая, я запрыгнул на кровать и повернул голову в угол комнаты. Там стоял велосипед, совсем скоро я смогу пользоваться им по назначению, быть может, даже завтра. Снег лишь местами лежал, и то на газонах. Я закрыл глаза и вспомнил урок истории. Девочка за третьей партой, Келли, смотрела в окно, стучала пальцами по парте. Было бы интересно узнать её поближе, но я боялся разочароваться. Вдруг она окажется такой же, как все? Я не был влюбчивым человеком, мне вообще мало кто нравился, особенно не нравились отношения. Сама их задумка. Я любил наблюдать. Наслаждаться только моментом, смотреть, как она моргает или закатывает глаза, так, что ресницы касаются бровей. Смотреть, как кусает губы, отрывая обветренную кожу. Смотреть, как грызёт ногти, наверное, из-за нервов, она не чувствовала себя комфортно с людьми, с которыми общалась. Я следил за всем, за каждым движением её кистей, как она, бывало, ёрзала на стуле, или закидывала ногу на ногу. Однажды она чуть не повернула голову в мою сторону, но нет, мне лишь показалось, она посмотрела на одну из своих подружек. А когда учительница попросила её ответить, голос так задрожал, был таким неуверенным, оправдывающимся. Но мне понравилось. Да, знаю, звучит, как влюблённость, но я совсем не хочу её касаться и уж тем более не хочу поцеловать. Я думал лишь о том, какие бы вышли хорошие снимки, кадры, стань она моим объектом съёмок. В эту секунду я словно разблокировал какие-то воспоминания в своём мозгу, потому что я, превозмогая лень, поднялся с кровати, опять включил компьютер и зашёл в одну из папок, которая называлась