У меня и так была Мэдс, моя камера, мой велосипед и бутылка водки в рюкзаке. Что ещё нужно для счастья?

Я часто ходил к психотерапевту и ещё чаще психолог приходил к нам домой. Мама хорошо знала его, поэтому все сеансы проходили в нашей столовой, ведь я никого не пускал в спальню. Он говорил, что моя скрытность тоже является проблемой, требующей решения. Но разве это проблема, а не отстаивание личных границ? Мне кажется, он ничего не понимал. Я звал его мистер Треволс, а он меня Мистер Большая Проблема. В шутку, конечно, но шутить он явно не умел. Мы разговаривали с ним обо всём, я отвечал на его дурацкие вопросы, рассказывал о детстве. Да, чаще всего он заводил разговоры о детстве, хотел что-то выудить из меня, чтобы, наконец, сказать родителям: « Да, я же говорил!» Но он напрасно старался. Однажды я сказал ему это в лицо.

– Вы напрасно стараетесь! – Он поднял брови, улыбнулся, закрыл блокнот.

– Что ты хочешь сказать этим?

– Что нет у меня никакой детской травмы, мешающей жить.

– Твои родители рассказали мне о…

– Они много болтают, а вот смысла в их словах – ноль. Это же всё поверхностно. Вам-то не понять.

– Но ты ведь продолжаешь пить те таблетки, что выписал психотерапевт?

– Он много таблеток выписывает.– И это было правдой. Всего несколько дней я принимаю лишь одни, потому что остальные закончились, но мама должна выкупить мои лекарства на эти выходные.

– И ты пьёшь их?

– Приходится.

– Они помогают тебе? – Я помню, что задумался в тот момент. Помогают ли? Откуда я мог знать, если совсем не помню, как вёл себя до того, как начал их пить?

– Наверное. Но лучше бы их выписать моему отцу. Вот кому действительно нужна помощь.

Наши беседы порой подслушивала Бек, а потом пересказывала всё моей маме. Эту девчонку не ругали ни за что, поэтому она не знала границ в своём поведении. Когда я был помладше, то накричал на неё за то, что она вошла в мою комнату и разорвала тетрадь по математике, как за неё тут же вступились родители. Мол, ребёнок, что с неё взять?

Я открыл глаза, взглянул на часы. Я проснулся раньше будильника на пару минут. Люблю так делать, можно не торопиться вставать и прийти в себя, смотря в потолок или в окно, за которым светило солнце. Я слышал, как за дверью кто-то ходил, это мама, она уже давно проснулась и сейчас пускала воду в ванной. Я потянулся, лениво встал с кровати, открыл окно и сел на подоконник. На улице чирикали птицы, шелестела ещё бледно-зелённая листва. Воздух был тёплым, летним, согревающим. Весенний ветер забирался под мою белую майку, играл взъерошенными волосами. Переулки были пусты, на улице мало машин, людей вообще не было видно. В такое время всё только пробуждается, готовится к жизни. Я достал сигарету, зажигалку и закурил. Никто из этой семьи, даже Бек, не подозревали меня в этом деле. Мама до сих пор была уверена, что я пусть и потерянный ребёнок, но святой. Такой некий отшельник.

Было тихо, хорошо. Я бы всю жизнь провёл именно в этом времени. По дороге проехал белый небольшой фургончик, за моей спиной зазвонил будильник, я потушил сигарету и слез с окна. Дальше происходила типичная утренняя рутина, я провёл в ванной около часу, оделся. Всё как обычно, обычная белая футболка, штаны, кроссовки и чёрные наушники на шее. Мама позвала на завтрак, несколько раз постучавшись мне в дверь, я сказал, что сейчас спущусь, а сам выбросил все учебники и тетради из портфеля, оставив лишь недопитую бутылку, достал коробку из – под кровати, где лежала камера, и не только. И взял оттуда небольшую коробочку с пулями и старый пистолет.